Советское руководство, в отличие от американского, по-прежнему считало, что разрядка – это для Европы и, может быть, Дальнего Востока, а в «третьем мире» надо поддерживать «революционный процесс», то есть ослаблять и подрывать позиции «противника». Единство мира игнорировалось. При этом все больше утрачивалось чувство меры и возможностей.
Правда, необходимость взаимопонимания и сотрудничества чувствовалась обеими сторонами. Обе державы находили области прагматического взаимодействия, параллельных курсов или в ряде случаев стремились хотя бы не углублять своих противоречий. Так они действовали и в ирано-иракском конфликте, и на Африканском Роге. Но это были исключения.
Второстепенным, но достаточно важным фактором, определявшим политическое поведение СССР на Ближнем и Среднем Востоке, стал Китай. Разрыв союза с Китаем и превращение в тот период тесного сотрудничества во враждебные отношения были самым крупным дипломатическим поражением СССР с начала холодной войны.
(Это большая и сложная тема. Разрыв был скорее закономерностью, а не результатом тех или иных выходок Хрущева и ошибок дипломатии. Двум медведям было тесно в «коммунистической избушке», да и у США никогда не было территориальных проблем с Китаем. Тайвань – особый разговор, но они договорились или просто поняли друг друга.)
Конфликты вплоть до вооруженных, на колоссальной по протяженности границе, раскол международного коммунистического движения, сближение Китая с США – все это создавало новые условия в мировой политике. На Ближнем и Среднем Востоке Китай в те годы не мог быть конкурентом Советского Союза ни в плане военном, ни в экономическом, ни в политическом. Однако Пекин почти всегда говорил «нет», если Москва говорила «да», и наоборот; ухаживал за палестинцами, всеми левыми и коммунистами в регионе, настраивая их против СССР. Это заставляло Москву «доказывать» свои «антиимпериализм» и «революционность», что усиливало догматически-мессианский настрой в политике и затрудняло прагматические шаги.
Однако главным и определяющим во всем «третьем мире» для СССР оставалось соперничество с США. Оно охватывало политическую, военную, экономическую области. Но именно в экономике СССР ничего серьезного не мог противопоставить Западу. Даже конкурентоспособность на уровне 60-х годов ушла в прошлое, и оторванному от экономических реалий советскому руководству все с большим трудом удавалось изыскивать средства для подведения хоть какой-то экономической базы под политику в «третьем мире», в том числе и на Ближнем и Среднем Востоке.
Отметим, что нет критериев для того, чтобы определить, выгодным или убыточным для СССР было экономическое сотрудничество со странами Ближнего и Среднего Востока. Дело не только в отрыве цен советских товаров от их действительной общественной стоимости. Дело и в отдаче средств, вложенных внутри СССР и за границей.
Советские расходы на строительство высотной Асуанской плотины были формально полностью покрыты египтянами. Весь долг выплачен. Является ли это выгодным экономическим вложением капитала для Советского Союза, учитывая, что СССР брал всего лишь 2,5 % годовых, а затраты на строительство плотины (по политическим соображениям, видимо) превышали первоначальные наметки? Не исключено, что это было сотрудничество себе в убыток. Но можно ли было заранее знать, что равные вложения в подобные же формы хозяйственной деятельности в Советском Союзе, например в Средней Азии или Закавказье, принесли бы такую же отдачу для Советского Союза, как высотная Асуанская плотина с ее электростанцией? Может быть, наоборот, они бы привели к усилению отравления и засоления почв, ускорили бы негативные экологические последствия, например усыхание Аральского моря.
С конца 60-х годов стал проявляться и усиливаться новый феномен в советской внешней политике – поворот от экономической помощи к военной. В хрущевский период экономическая помощь слегка превышала военную145. Но уже к концу 60-х годов в результате увеличения поставок вооружений Северному Вьетнаму, Египту и Сирии военная помощь стала преобладающей: к началу 80-х годов она соотносилась с экономической как 3:1 или 4:1, если пользоваться подсчетами западных экспертов146.
Во что обошлись военные поставки Советского Союза в страны Ближнего и Среднего Востока, также остается неясным. Нет даже несовершенной официальной статистики. Мы не знаем ни истинных сумм кредитов, ни стоимости оружия, ни того, что передавалось бесплатно, ни того, какие военные долги списывались. Мало того: любая попытка сопоставить цену на оружие с ее общественной стоимостью обречена на неудачу из-за совершенно нереалистичного соотношения цен, сложившихся в межотраслевых и внутриотраслевых поставках.
В военные отрасли советской экономики направлялось больше вложений и ресурсов, квалифицированной рабочей силы. Были выше качество материалов, надежнее сроки поставок, выше технология. Так как все это делалось за счет гражданской (прежде всего легкой) промышленности, за счет уровня жизни населения, то отвлечение капиталов и фондов от легкой промышленности и сельского хозяйства также нужно было бы учитывать при определении стоимости продукции тяжелой и военной промышленности.
Естественно, что любые цифры при этом выглядят сомнительными. Контроль за ними был полностью утерян. Поэтому оценить убыточность или прибыльность военных поставок ближневосточным странам для советской экономики очень трудно, хотя можно предположить, что торговля оружием была все-таки выгодной.
За редким исключением СССР поставлял не самые последние модели военной техники. На складах хранились большие запасы всех видов оружия на случай большой войны. Они морально устаревали и нуждались в регулярном сбросе. Но и новейшие образцы было выгодно продавать, так как их производство означало более полную загрузку оборонных предприятий. Наконец, решения о поставках вооружений выполнялись легче, в частности, потому, что в условиях нарастающего паралича советской системы управления военная промышленность действовала более эффективно, чем другие.
В коммерческих валютных ценах международного рынка могут быть сопоставлены похожие виды оружия, например танки советские и американские или МиГ-21 и «Мираж». В текущих конкурентных ценах, сравнимых с западными, это будет одна цифра. В рублях – абсолютно другая. Если учитывать способы и сроки выплаты – третья. Если принимать во внимание платежи местными товарами, которые неконкурентны на международных рынках, – четвертая.
Советский Союз обеспечивал в середине 80-х годов более сорока развивающихся стран оружием, но с середины 70-х годов более 90 % оружия направлялось в Ливию, Сирию, Вьетнам, на Кубу, в Алжир, Ирак, Индию, Эфиопию и два Йемена147. Поставляя некоторым странам, например Сирии, Ираку, Ливии, усложненное оружие, которое могло поддерживаться в рабочем состоянии и использоваться только с помощью советских техников, СССР обеспечивал в них присутствие значительного числа своих военных специалистов148.
От прорыва в западной торговле оружием в 1955 году, когда была заключена первая сделка с Египтом, до превращения в главного поставщика оружия в «третьем мире» – таков был путь, проделанный Советским Союзом за тридцать лет. Конечно, это давало кое-какое политическое влияние. Это означало также, что СССР мог поднимать на более высокую ступень региональные конфликты и не позволять им завершаться в пользу союзников США. Число затянувшихся конфликтов с ничейным результатом в 70–80-х годах росло. Впрочем, за ними отнюдь не всегда стояли интересы США или СССР, как продемонстрировали ирано-иракская война или конфликт, гораздо более мелкий, в Западной Сахаре.
