Работник ГРУ. Несомненно. И у нас, и в КГБ отстранили от активной работы по ближневосточным делам и перевели на другие участки немало талантливых евреев-разведчиков. Это было в высшей степени несправедливо.
Автор. Я вспоминаю еврея Илью Рабиновича, военного разведчика-арабиста, с которым встречался во Вьетнаме незадолго до начала Шестидневной войны 1967 года. В беседах со мной он в целом заранее предсказал, как будет развиваться эта война. Но события встретил за тысячи километров от этого региона. Но означало ли все это, что политическое отношение к Израилю было окрашено антисемитизмом?
Работник ГРУ. Никогда.
Автор. Допускали ли наши руководители в мыслях возможность уничтожения Израиля?
Работник ГРУ. Никогда.
Автор. Вы уверены?
Работник ГРУ. Абсолютно. Возможно, при этом присутствовал и простой прагматичный расчет: исчезни завтра Израиль – послезавтра арабы о нас забудут.
Впрочем, в беседе с автором бывший политический обозреватель «Известий», а затем посол в Израиле А.Е. Бовин говорил, что антисемитизм все же воздействовал на отношение к Израилю ряда советских руководителей224.
Дипломаты. Их плюсы, минусы, возможности
Ключевой фигурой дипломатической службы за рубежом был и остается посол. Он аккредитируется при главе государства. Штат посольства – это аппарат при нем. Со времен Петра I посол приравнивался в табели о рангах к маршалу. И сейчас в национальный праздник он встречает гостей на приеме в черной или белой (по климату) униформе с галунами, позументами и прочей мишурой и при всех орденах и медалях. Некоторые преисполненные собственной важности послы надевали униформу и чаще, при менее торжественных обстоятельствах.
Считалось, что посол для всех без исключения советских граждан в данной стране бог, отец и воинский начальник. Секретная инструкция предусматривала, что любое советское должностное лицо, кроме председателя президиума Верховного Совета СССР и председателя Совета министров СССР, подчиняется послу.
Я помню, как опытного, мудрого Василия Федоровича Грубякова – посла в Турции – ночью подняли звонком из турецкого МИДа: советский крейсер без предварительного уведомления вошел из Эгейского моря в территориальные воды Турции и приближается к Дарданеллам. По техническим условиям соблюдения конвенции, регулирующей режим черноморских проливов, уведомление должно было быть сделано заранее из Генштаба через советское посольство. Где-то в Москве произошла осечка, очень редкая, но очень скверная. Турки уже установили прямую телефонную связь с командиром корабля и предложили Грубякову поговорить с ним. У осторожнейшего и интеллигентнейшего Василия Федоровича тряслись руки, когда, с трудом удерживая телефонную трубку, он орал в нее срывающимся на визг фальцетом: «С вами говорит чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в Турецкой Республике Грубяков! Все советские граждане, находящиеся на территории Турции, подчиняются мне! Я вам приказываю…» – «Я подчиняюсь не вам, а главкому…» – «Вы подчиняетесь мне!!! Я вам приказываю: немедленно выйти за пределы территориальных вод Турции и ждать дальнейших распоряжений». У командира крейсера хватило ума повернуть назад.
На самом деле любой посол знал, что его реальное место в партийно-государственной иерархии ниже, чем у многих приезжавших министров и другого высшего начальства, поэтому и вел себя соответствующим образом. Тот же Василий Федорович Грубяков терпел разнузданное хамство одного нашего министра, который не протрезвлялся за все время своего визита в Турцию, чуть ли не в кальсонах выходил, распугивая дам, в фойе роскошной гостиницы, где он останавливался, нес околесицу на встречах. Турки закрывали на все глаза: министр был им нужен. О его выходках молчали острые и пронырливые турецкие журналисты. Сопровождавшие делегацию дипломаты не спали ночей. Василий Федорович пытался образумить министра, который сугубо формально ему подчинялся. Посол контролировал политические итоги встреч, а в остальном тихо страдал и терпел: если гость обгадит посла перед Брежневым, Косыгиным или Громыко, отмываться надо будет долго.
Судьба посла зависела от мнения о нем высокопоставленных гостей Центра. В повседневной работе он должен был учитывать служебное влияние, личные и родственные связи, а порой и компетентность, и силу характера руководителей служб КГБ и ГРУ, которые, как правило, находились «под крышей» посольства, а также мнение главного военного советника или командующего советскими войсками, если таковые были в стране. Иногда и мнение присланного из ЦК партийного секретаря, если им оказывался опытный или фанатичный «волкодав» и если он не был подобран самим послом. Все без исключения дипломаты, которых я знал, в один голос говорили, что лавирование среди своих было более сложной дипломатией, чем отношения с руководством страны пребывания.
Практику эту кое-кто решительно осуждал, хотя бы на словах.
Н.Г. Егорычев225. Когда говорят о всех наших ведомствах, в том числе и о МИДе, мол, бедные, с ними не считались, я отвечаю: если наши мидовцы занимали принципиальные позиции и твердо их отстаивали, то с ними считались. Но беда наша заключалась в том, что во все времена, включая брежневские, да и в нынешние, беспринципность, подлаживание под мнение начальства наносили и наносят очень большой вред. Вспоминаю одного крупного мидовца, не буду называть фамилию, мы с ним сидели за одним столом в санатории. Так вот жена его говорила при нем, что для него самое трудное в работе, когда он находился за рубежом, было знать, а что от него хочет Москва.
Вот что говорит об этом опытный работник МИДа.
Дипломат. Интеллектуальный, человеческий, профессиональный уровень послов – одна из реалий, о которых мы редко говорим. Но они окрашивали нашу политику на Ближнем и Среднем Востоке. Был у нас, например, крайне слабый посол, делегированный в МИД еще во время набора Вышинского. Прокурор военного времени, хобби которого было собственноручное написание характеристик и доносов на сотрудников. Ни компетенции, ни такта, ни понимания страны у него не было. Руководители страны пять раз требовали его отзыва. Но то ли в силу наших ведомственных амбиций, то ли потому, что у него была какая-то рука в Центре, никто его не отзывал. Естественно, что политические отношения пошли вразнос – с трагическими последствиями.
Автор. Ну не посол же СССР определял динамику событий в какой-то арабской стране!
Дипломат. Конечно, не посол. Но сделать предупредительные шаги, подстраховать наши, хотя бы сиюминутные, интересы он должен был. Я не стал бы об этом говорить, если бы это был единичный случай. Но сколько мы знаем анекдотов и легенд о наших послах, неведомо как – или партийными, или административными, или иными блатными кривыми дорожками – вынесенных на синекурные, сметанные и почетные должности за границей! Они занимались в основном тем, что тиранили поваров и челядь, которая вокруг них формировалась, натравливали дипломатов друг на друга. И ни черта не понимали, ни уха ни рыла, от начала и до конца командировки: зачем они здесь? Каковы их политические функции? Что за общество, какова культура страны, в которую они попали?
