В Израиле правительство было расколото. Министр иностранных дел Шимон Перес, который был премьер-министром с 1984 по 1986 год, в общем-то не возражал против конференции в какой-то форме хотя бы потому, что иорданский король Хусейн на ней настаивал. Правый политический блок Ликуд и его лидер Ицхак Шамир были категорически против, не желая расставаться с идеей аннексии оккупированных территорий.
Советский Союз за период после 1967 года достаточно широко варьировал свои предложения как по вопросу об израильских границах, так и о создании палестинского государства на Западном берегу и в Газе, о судьбе Восточного Иерусалима. К концу 80-х годов новое состояло опять-таки в том, что если Советский Союз не собирался продвигать свои военно-стратегические интересы в регионе, то форма урегулирования была для него безразлична. Важны были лишь «три кита», на которых основывалась советская позиция: вывод израильских войск с оккупированных в 1967 году арабских земель, признание национальных прав палестинцев и гарантии безопасности всех государств, включая Израиль. Эта позиция была настолько выигрышной, что Советский Союз не мог от нее отказаться даже в своем стремлении к большему взаимопониманию и с США, и с Израилем.
Отсутствие официальных отношений с Израилем накладывало ограничения на советскую дипломатию на Ближнем Востоке. Еще в беседе с израильским министром иностранных дел Абба Эбаном на Женевской конференции в 1973 году советский министр иностранных дел Андрей Громыко заявил, что прогресс в мирном процессе способствовал бы формальному возобновлению отношений300.
Спустя примерно четырнадцать лет, в апреле 1987 года, М. Горбачев заявил в присутствии сирийского президента Асада, что отсутствие дипломатических отношений с Израилем «ненормально»301. Это были в общем-то не новые слова в советском лексиконе. Важен акцент, который на этой мысли делался.
Приведу фрагмент беседы с послом СССР, а затем России в Израиле А.Е. Бовиным.
А.Е. Бовин302. Ради чего мы разорвали отношения с Израилем? Чтобы потрафить нашим друзьям-арабам? Я думаю, что этого мало для мотивации. У нас есть свои устойчивые государственные интересы на Ближнем Востоке, и именно эти интересы имеют сбалансированный характер в отношениях с арабами и Израилем. Уйдя из Израиля, мы резко нарушили этот баланс и поставили себя в очень уязвимое положение по отношению к американцам прежде всего, нанесли себе большой политический ущерб. Необходимость восстановления отношений стала ясна для нашего руководства примерно в 70-х годах.
Автор. Может быть, даже в начале 70-х.
А.Е. Бовин. Может быть, но у меня разговоры были с Брежневым где-то в середине 70-х годов. Он не высказывал определенной позиции, но отмечал некоторые моменты в пользу восстановления. Громыко, пожалуй, занимал более жесткую позицию. У меня очень фрагментарные впечатления, но, видимо, так. Когда пришел Шеварднадзе, вопрос этот уже назрел, и новый министр стал официально ставить его. Но политбюро было однозначно против.
Автор. Кто конкретно?
А.Е. Бовин. Я не знаю. Когда меня назначили послом в Израиль, я первым делом поехал к Шеварднадзе и спросил у него. Он мне рассказывал, не называя лиц, что всегда наталкивался на сопротивление. Горбачев говорил ему: «Не торопись, потому что другие будут против».
Автор. Но в этом должна быть какая-то логика.
А.Е. Бовин. Есть две причины. Антисемитизм, который я не исключаю в руководстве, отражение антисемитизма в государственной политике. Я знаю, как некоторые члены политбюро относились к конкретным лицам, которых подозревали в том, что у них папа или мама – евреи. Конкретные фамилии не буду называть, это – живущие ныне люди. Вторая причина: братья-арабы. Вот наши союзники, вот наши друзья, зачем мы будем их раздражать?
Автор. Может быть, третья причина – давление военных и экономических кругов, которые процветали на сотрудничестве с арабами?
А.Е. Бовин. Я думаю, что дипотношения с Израилем вовсе не исключали сохранение наших позиций в арабских странах, продолжение торгового обмена, даже продажу оружия.
С началом перестройки в советской печати все чаще стали появляться положительные высказывания в адрес Израиля, хотя это отражало отнюдь не линию советского руководства, а просто большую раскованность средств массовой информации. Отдельные органы печати или журналисты могли высказывать симпатии к Израилю и отношение к арабо-израильскому конфликту, отличное от официального. К началу 90-х годов тон большинства органов массовой информации по отношению к Израилю стал, пожалуй, дружественным, а по отношению к палестинцам и вообще к арабам прежняя официальная теплота в большинстве случаев исчезла. Но русская националистическая печать усилила критику сионизма и Израиля.
В июле 1985 года между советским и израильским послами во Франции состоялась встреча, породившая слухи о возможном восстановлении дипломатических отношений. В Иерусалиме тогдашний премьер-министр Шимон Перес обусловил участие СССР в ближневосточном урегулировании восстановлением дипломатических отношений с Израилем303. С тех пор еще шесть лет продолжалось фехтование между израильским и советским правительствами по поводу того, что должно быть раньше: восстановление дипломатических отношений и затем мирный процесс или сначала участие Израиля в мирном процессе (в международной конференции), а потом восстановление отношений. Для тех исследователей ближневосточной политики, которые придают большое значение самому факту наличия или отсутствия посольств в столицах друг друга, это был важный спор, для автора этих строк – второстепенный. Важнее – реальное содержание диалога, и еще важнее – политические действия.
Сам диалог продолжался. Премьер-министр Перес беседовал с советским министром иностранных дел Шеварднадзе в ООН в Нью-Йорке 26 октября 1985 года. 18 августа 1986 года советские и израильские дипломаты встретились в Хельсинки. Но оказалось, что представители двух стран пока говорят на разных языках: израильтяне подняли вопрос об эмиграции советских евреев, а советские представители хотели обсуждать «консульские вопросы».
В апреле 1987 года министр иностранных дел Шимон Перес встретился в Риме с заместителем заведующего международным отделом ЦК К. Брутенцом и консультантом того же отдела, специалистом по Ближнему Востоку А. Зотовым, будущим послом в Сирии. Э. Шеварднадзе встретился с новым министром иностранных дел Израиля Моше Аренсом во Франции в январе 1989 года и через месяц – в Каире, во время своей поездки по Ближнему Востоку. Стороны как будто бы шли навстречу друг другу. Но израильская печать, толкуя выступление Шеварднадзе в Каире, расценила его слова о необходимости диалога между Израилем и ООП как «условие» для возобновления дипломатических отношений между СССР и Израилем.
Советская консульская миссия прибыла в Израиль в июле 1987 года, чтобы заниматься делами советских граждан и советской собственностью – землей и зданиями – в Израиле. Однако миссия оставалась там практически постоянно, включив в себя политического представителя МИДа, а не только консула. В 1988 году в Москву прибыла израильская консульская группа. В конце 1988 года СССР и Израиль пошли на беспрецедентное сотрудничество в вопросе о выдаче бандитов, угнавших советский самолет в Израиль. Израильтяне оказали помощь жертвам землетрясения в Армении. Начали восстанавливаться культурные связи.
