Или семь?
Нет, шесть…
Шесть лет назад Сергей сел напротив нее в электричке – успел в последнюю минуту – и сразу занял все пространство своими длинными, затянутыми в джинсы ногами. Совершенно седой, он не выглядел тем не менее старым – скорее рано поседевшим мальчишкой с пронзительно голубыми глазами и голливудской улыбкой. Он тоже, почти не скрываясь, разглядывал ее: Анна была в новом платье, собственноручно вышитом и украшенном аппликацией, – ей удивительно шел темно-бордовый цвет. Пестрый шнурок с бисером она повязала по волосам и такой же – на запястье. Рассмотрев ее, он опять улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. «Надо же, ямочка на щеке», – с удивлением отметила Анна. Он произнес длинную тираду по-английски, и Анна вытаращила на него глаза: иностранец? Улыбка-то вполне американская. Она ответила, сознавая неуклюжесть своего школьного английского:
– Сорри. Ай эм нот андестенд.
Он засмеялся и перевел:
– Какая неожиданность встретить здесь, на российских просторах, прекрасную женщину индейского племени!
Анна тоже засмеялась:
– А вы видели индейских женщин?
– Да, мне довелось побывать в резервации.
– И что, я так похожа на индианку? – Анна прекрасно знала, что похожа, и всячески подчеркивала это сходство, подбирая одежду и украшения в этническом стиле.
– Очень! Волосы, высокие скулы, разрез глаз, смуглая кожа – настоящая скво! Вы художница? – Он заметил этюдник.
– Да. А вы?
– Я? Немножко журналист, немножко переводчик, немножко писатель. Всего понемножку.
– И путешественник?
– О да. А у вас совершенно необыкновенные глаза! Они так меняют цвет: то зеленые, как трава после дождя, то светло-коричневые, как каштаны! И ободки вокруг радужки…
Анна видела, что он кокетничает с ней, но как-то так, несерьезно – искусство ради искусства. Потом ее вдруг осенило – рядом на сиденье лежал букет темно-красных роз, дышавших густым, знойным ароматом. Наверняка!
– И давно вы знакомы с Лифшицами?
Он удивился:
– Как вы… Откуда вы знаете?
– Догадалась по букету. Софья Леопольдовна любит такие розы.
– Так вы тоже к ним?
– Да. – Анна кивнула на свой букет, точно такой же, лежавший наверху, на багажной полке.
– Надо же, какое совпадение!
Она протянула ему руку:
– Ана.
Он взял ее руку и задержал в ладонях, потом поцеловал и отпустил, с неохотой, как ей показалось:
– А я Сергей. Анна – красивое имя, библейское.
– Нет, Ана. С одним «н». Индейское имя.
– Индейское? И что же оно означает?
– Ну, вы же знаток индейской жизни, скажите сами!
– Женщина с глазами цвета каштана, упавшего на мокрую после дождя траву…
– Красиво! Но длинно…
Так они познакомились. Пока шли пешком до дачи Лифшицев – Сергей нес ее этюдник и цветы, – разговаривали о чем-то необязательном: какие погоды стоят, вы заметили; да, в этом году все цветет сразу, так редко бывает; а сколько же лет Софье Леопольдовне исполняется нынче; я думаю, сто пятьдесят; ну, столько не живут; а как прекрасно сохранилась… Но главный разговор шел между слов – взглядом, вздохом, улыбкой, движением брови, взмахом ресниц было сказано так много, что слов уже и не требовалось. Все время, проведенное у Лифшицев, Анна чувствовала натяжение той прочной невидимой нити, что так внезапно связала их между собой – и он чувствовал тоже, она это видела.
Анна не влюбилась в Сергея, нет! Она его… узнала. Вот, это было правильное слово: узнала. Словно компасная стрелка ее сердца, повернувшись, указала: вот он, твой северный полюс. «Ты лишь вошел – я вмиг узнала, вся обомлела, запылала и в мыслях молвила: вот он!» – нет, я не Татьяна Ларина, думала Анна. «Вмиг узнала» – это да, но «обомлела, запылала» – это не про меня. У нее были ясное знание и холодная уверенность – она должна быть с этим мужчиной, несмотря ни на что. А посмотреть было на что – Анна осторожно навела справки, потихоньку расспросив Сонечку, Маргариту Михайловну, Софью Леопольдовну и даже Валентина Аркадьевича.
Картина вырисовывалась своеобразная:
«Он такой обаятельный, правда? Жуткий бабник, знает кучу языков, пишет в «Москоу-ньюс», все время где-то путешествует», – это Сонечка.
«Несчастный человек, перекатиполе, талантливый, несомненно, но жизнь как-то не сложилась, не встретил подходящую женщину», – это Марианна.
«Ой, деточка, взрослый мужик, а ни кола, ни двора, одно шило в заднице, женился рано, да неудачно, но хорош, хорош, не отнимешь», – это Софья Леопольдовна.
Валентин Аркадьевич, как настоящий историк, оперировал не эмоциями, а фактами: оказалось, что отец Сергея был гражданином Франции, но работал на СССР в ООН, потом вместе с семьей приехал в Россию, где и остался. Сергей с братом детство и раннюю юность провели в Европе и Америке, оба учились здесь в МГУ, где Валентин Аркадьевич с ними и познакомился. А какая была семья! Все на матушке держалось, на Евгении Григорьевне – как ее не стало, развалилось все, отец не сумел удержать. Измельчание! Да, измельчание…
«Как интересно, – подумала Анна, – Отец-то шпион, не иначе!» Интересно – это для нее было главным. Со сверстниками, с этими предсказуемыми мальчишками, ей было неинтересно, хотя она и прошла через парочку романов с юными непризнанными гениями, похожими друг на друга, как близнецы-братья, при полном внешнем несовпадении: один был белокожий рыжий красавчик с античным профилем, другой – меланхоличный брюнет-очкарик, слегка похожий на молодого Кайдановского. Глядя на страсти, кипевшие среди ее друзей, Анна слегка недоумевала: из-за чего весь этот сыр-бор? Она еще ни разу не влюблялась, да особенно и не верила, что способна. Еще чего! Терять голову из-за мужчины? Да никогда – пример собственной матери был слишком показателен. Секс ее тоже разочаровал – да ну, ерунда какая-то. Ничего интересного. Целоваться ей еще нравилось, а все остальное…
Но сейчас что-то изменилось в ней, она чувствовала: даже когда Сергей просто смотрел на нее с нежной усмешкой в глазах, она как-то… таяла, что ли? Подтаивала, как льдинка на солнце. И ей хотелось, чтобы он смотрел, любовался, чтобы хотел ее, черт возьми! Весь день между ними шла взаимная игра: за столом сидели рядом, его нога невзначай прижималась к ее ноге, а рука как бы нечаянно ложилась на спинку стула, почти на ее плечо – и она не отодвигалась. Вечером, усевшись на диване, Аня рисовала в альбомчике Сергея и Валентина Аркадьича, увлекшихся разговором о политике, – Сергей дымил трубкой, а Валентин Аркадьич машинально разгонял рукой дым, сам этого не замечая. Потом Сергей подсел к ней:
– Что это вы там все рисуете, а? Шаржи? Ну-ка…
Анна не давала посмотреть, и он схватил ее за руки, она вырывалась смеясь – эта шутливая борьба была больше похожа на любовную схватку, и, взглянув друг другу в глаза, оба это поняли. Ближе к ночи Анна нашла Сергея в саду – пришла на запах табака и огонек его трубки. Он сидел на качелях под жасмином и удовлетворенно улыбнулся в полумраке – уверен был, что придет.
