Гудронов подошел к холодильнику, открыл дверцу и замер, потрясенный.
— Питиримыч, глянь-ка сюда, — проговорил он через бесконечно долгую минуту.
— Ну, что ты там нашел? — недовольно отозвался Ананасов. — Что, никогда импортную минералку не видел?
— Минералку? — повторил Гудронов странным звенящим голосом. — Погляди, какая тут минералка!
Ананасов почувствовал по голосу напарника, что тот обнаружил нечто действительно из ряда вон выходящее, бросил стеллаж и подошел к холодильнику.
В открытом холодильнике, скорчившись, как младенец в материнской утробе, лежал обледенелый женский труп.
— Значит, у вас в офисе все чисто, как в покойницкой? — проговорил Ананасов, повернувшись к авторитету. — Ну да, именно, как в покойницкой! И труп имеется!
— Труп? — переспросил Молоток. — Какой еще труп? Знать не знаю ни про какой труп!
Он вскочил, подбежал к холодильнику и уставился на его содержимое.
Один из омоновцев подскочил к нему с поднятым автоматом, но Ананасов остановил его движением руки:
— Ничего, пускай посмотрит, может, сговорчивее станет!
— Я понятия не имею, откуда здесь этот труп! — закричал Молоток. — Это вы, суки позорные, его подкинули! Чей это труп? Я эту бабу вообще первый раз вижу!
— Ага, наверное, мы с коллегой Гудроновым пронесли этот труп в кармане! — насмешливо ответил Ананасов — А чей это труп, я, кажется, знаю. Это труп гражданки Перепелкиной, сотрудницы банка, пропавшей одновременно с гражданином Стрешневым! Думаю, что об исчезновении самого Стрешнева вам тоже есть что рассказать! Ну что, Сеня, будем оформлять протокол! Начальство будет довольно — дело раскрыто!
В дверях ресторана Леню встретил метрдотель.
— Я к Галине Сергеевне, — сообщил Маркиз, и метрдотель провел его в отдельный кабинет, где его уже ждала Стрешнева.
Она сидела за столиком лицом ко входу. В темно-синем платье, с крупными сапфирами в ушах выглядела женщина царственно.
— Прекрасно выглядите, — проговорил Маркиз, подсаживаясь к заказчице.
— И чувствую себя соответственно, — ответила та. — Вы можете подумать, что я бесчувственная, только что узнала, что убили моего мужа, а мне хоть бы что? Но я давно поняла, что Павла уже нет, пережила его смерть. Да и вообще, мы с Павлом последние годы начали отдаляться друг от друга, потом на меня обрушились такие неприятности… А сейчас мои дела пришли в относительный порядок, и это — благодаря вам.
Она достала из сумочки конверт и протянула его Маркизу:
— Вот ваш гонорар. И еще раз хочу поблагодарить вас.
— Вы решили, что делать с той злополучной шахтой? — поинтересовался Маркиз, убирая конверт в карман.
— Да, я продаю ее тому самому старому знакомому, который поставлял нам с Павлом необработанные алмазы. Он выяснил, что эта шахта очень перспективная, и дает мне за нее хорошую цену. Впрочем, возможно, все повернется немного иначе.
Галина отвела взгляд, и Леня понял, что отношения с этим старым знакомым могут пойти по другому пути. Тогда понятно, почему Галина так хорошо выглядит.
— Кстати, я выяснил, что смерть того частного детектива, которого вы наняли до меня, была случайной, — сказал Леня. — Действительно, автокатастрофа, бывает…
— Нехорошо так говорить, но, если бы он не погиб, я не обратилась бы с вам, — вздохнула Галина. — В общем, я вам очень благодарна.
— Единственное, что мне не удалось сделать, — это вернуть вам украденные из сейфа драгоценности, — проговорил Леня виновато. — Но это сделали совсем другие люди.
— Ничего страшного. — Галина снисходительно улыбнулась. — Фирма продолжает работать, и я наверстаю потерянное. Чего мне в самом деле жаль, так это алмазных ландышей, это были по-настоящему красивые серьги, большая удача. Ну что ж, я попробую их повторить.
В кабинет вошел официант с подносом, на котором красовалась удивительная композиция. В центре подноса находилась венецианская гондола, вырезанная из половинки ананаса, в которой стоял марципановый гондольер с длинным веслом. Все свободное место в ананасной гондоле было заполнено фруктами и деликатесами, на ее носу был прикреплен фонарик, украшенный кристаллом «Сваровски».
— Наше фирменное блюдо — ассорти «Венеция»! — объявил официант, поставив гондолу посреди стола.
— Какая прелесть! — восхитилась Галина и покосилась на Леню. — Это вы заказали?
— Я? — переспросил Маркиз. — Я думал, это вы…
Договорить он не успел, потому что официант изящным жестом извлек из кармашка зажигалку и зажег фонарик, висевший на носу ананасной гондолы. В ту же секунду свет в кабинете погас, и помещение наполнилось волшебным мерцающим светом.
Впрочем, фонарик горел недолго, он мигнул и погас, и кабинет погрузился в полную темноту.
— В чем дело? — вскрикнула в темноте Галина. — Что вы делаете! Не трогайте…
— Что происходит? — переспросил Маркиз. — Свет! Включите свет!
В следующую секунду свет снова загорелся.
Ананасная гондола стояла на прежнем месте, но официанта не было.
— Что это было? — удивленно проговорил Маркиз и повернулся к Галине.
Она сидела с ошарашенным видом, волосы ее были растрепаны.
— Мои серьги, — проговорила Галина, дотронувшись до ушей. — В темноте кто-то снял мои серьги!
— Официант, — догадался Маркиз. — Галина, я не заказывал это ананасное ассорти!
— Я тоже не заказывала.
— Смотрите-ка, здесь есть визитка…
Леня извлек из гондолы картонную карточку с золотым обрезом, на которой было напечатано единственное слово:
«Доктор».
— Так вот это кто! — протянул Маркиз, переведя взгляд с визитки на кристалл, украшающий нос гондолы. — Он бросил мне вызов. Не может мне простить историю с кинжалом. Ну ничего, мы еще поглядим, кто будет смеяться последним! Продолжение следует.
Домой Леня вернулся довольно поздно.
Он открыл дверь своим ключом, вошел в прихожую и с грустью убедился, что его опять никто не встречает. Это, однако, не смогло испортить его настроение.
— Ребята! — крикнул он в глубину квартиры. — Папочка пришел! У меня хорошие новости.
И опять никто не отозвался.
Это уже выглядело подозрительно.
Леня надел тапочки и направился на кухню — что-то подсказывало ему, что именно там собрались его домочадцы.
Интуиция его не обманула.
Все семейство было на кухне, но выглядело оно более чем странно.
Лола сидела в кресле, прижимая к груди какой-то бесформенный сверток, и по лицу ее текли слезы. Аскольд устроился у ее ног и терся о них, пытаясь утешить свою хозяйку. Даже грубый Перришон взгромоздился на спинку кресла и повторял хриплым жалостным голосом:
