– Нет, и в «Форель» они не приходили – с того самого вечера, как Джордж Боутрайт сбежал.
– Интересно, как он поживает.
– Мокнет, я думаю, – пожал плечами Малкольм. – Если он прячется в Уитемском лесу
[14], то там наверняка очень сыро и холодно.
– Это уж точно. Ну что ж, займемся твоими книжками, Малкольм. Что ты успел прочитать?
Глава 10. Лорд Азриэл
Когда Малкольм показал мистеру Тапхаусу новые инструменты, которые подарил ему мистер Крокер, и они опробовали их вместе с антарной дрелью, это произвело на старика такое впечатление, что он даже разрешил мальчику спилить несколько шурупных головок для ставней, которые как раз собирал.
– Теперь-то они сюда не проникнут, Малкольм, – сказал он, словно это ему самому пришла в голову такая отличная идея.
– Кто не проникнет? – спросил Малкольм.
– Злоумышленники.
– А кто это такие?
– Те, кто делает зло. Вас что, в школе ничему не учат?
– Такому – не учат. А какое зло они делают?
– Не твоя забота. Давай, обработай-ка нам еще дюжину шурупов, а?
Малкольм отсчитал нужное количество и зажал первый в тиски. Мистер Тапхаус тем временем принялся натирать уже готовые ставни датским маслом, чтобы защитить от непогоды.
– Конечно, бывают и другие злоумышленники, и это не всегда люди, – проворчал он некоторое время спустя.
– Да ну?
– Еще как. Бывает еще и духовное зло. От такого простым дубовым ставнем не защититься.
– Какое-такое духовное зло? Духи?
– Духи – это еще цветочки, – отозвался мистер Тапхаус. – Ночные тени, призраки, привидения… все, на что они способны, – это выть дурным голосом и пугать людей.
– А вы когда-нибудь видели призрака, мистер Тапхаус?
– Да, трижды. Один раз на кладбище у Сент-Питера в Улверкоте. Другой – в старой каталажке в городе.
– А за что вас в каталажку-то посадили?
– Никто меня в каталажку не сажал, балда. Это была старая каталажка, я там бывал, когда они уже новую построили. Работал у них как-то зимой, снимал старые двери и всякое такое – чтобы они могли там все подновить, покрасить и сдать под конторы или еще подо что. Была там одна комната – большая, с высокими потолками, и всего одно окошко, совсем высоко. Оно густо заросла паутиной и такой из него еще гадкий серый свет лился… Мне надо было сломать там большой помост – дубовые балки, все такое тяжелое, я даже и не понял сначала, что это было и зачем. А посередине люк. Я еще внизу, на полу работал – налаживал козлы, чтоб все это потом распилить, – и вдруг услышал жуткий грохот позади, где, значит, этот помост стоит. Я подскочил, повернулся, и чтоб меня приподняло да шлепнуло, если в люке не болталась веревка, а на ее конце – мертвец! Это был зал для казней, понимаешь? А тот помост был эшафотом.
– И что же вы сделали?
– На колени упал и стал молиться. Когда глаза открыл, все уже пропало. Ни веревки, ни мертвяка, и люк закрыт.
– С ума сойти!
– Очень мне это тогда мозги прочистило, да.
– И вовсе ты на колени не падал и не молился, – сказала с верстака дятлица-деймон. – Как увидел того мертвяка, так разом сознание потерял и на пол – брык!
– Может и так, – согласился плотник.
– Я-то помню, потому что сама с козел упала, – заметила птица.
– Вот это да! – впечатлившись, воскликнул Малкольм, и, как всегда практичный, спросил: – А с деревом-то вы что потом сделали?
– Сжег. Ни в какое дело пустить не смог. Сплошь оно было страданием пропитано и горем.
– Да уж, понятно… А третий призрак где был?
– Да вот прямо тут. Как сейчас помню, вон там он и появился, где сейчас ты стоишь. Самая ужасная штука, какую я в жизни видел. Совершенно неописуемая. Сколько мне, по-твоему, лет?
– Семьдесят? – предположил Малкольм, отлично знавший, что прошлой осенью мистеру Тапхаусу стукнуло семьдесят пять лет.
– Видал, что со мной тот ужас сделал? Мне тридцать девять, малыш. Я был молодым парнем, пока не увидел это привидение вот прямо на этом самом месте. За одну ночь поседел.
– Что-то я вам не верю, – сказал Малкольм, хотя и не слишком уверенно.
– Дело твое. Ничего тебе больше не скажу. Как там шурупы поживают?
– Все вы выдумываете. Я уже четыре сделал.
– Ну и давай, делай даль…
Не успел он закончить, как в дверь неистово застучали кулаками и начали отчаянно дергать ручку. Малкольм и без того уже был готов удариться в панику. Он почувствовал, как покрывается мурашками с ног до головы, в животе заныло. Они со стариком переглянулись, но прежде чем кто-то успел сказать хоть слово, снаружи раздался голос сестры Фенеллы:
– Мистер Тапхаус! Скорее! Пожалуйста, помогите!
Мистер Тапхаус не торопясь выбрал тяжелый молот и лишь потом открыл дверь. В нее ввалилась сестра Фенелла и тут же схватила его за руку.
– Быстрее, пойдемте!
Голос ее дрожал, она пищала и тряслась; лицо ее побелело. Малкольма, с напильником в руке стоявшего за спиной у плотника, она даже не заметила. Мальчик тихонько последовал за ними.
– Да в чем дело-то? – допытывался старик, пока сестра Фенелла чуть не волоком тащила его по тропинке в сторону монастырской кухни.
Сначала Малкольм подумал, что трубу прорвало – но это вряд ли привело бы старую монахиню в такой ужас. В следующую минуту он подумал, что начался пожар, но дымом вроде не пахло и зарева нигде не было видно. Сестра Фенелла сбивчиво бормотала, обращаясь к мистеру Тапхаусу, но тот никак не мог понять, что происходит, и наконец сказал:
– Так! Тише, сестра, тише. Попридержите коней. Хорошенько вдохните и давайте помедленнее.
– Люди… несколько человек в форме… ворвались силой, хотят увезти Лиру… – выдохнула она.
Малкольм чуть не вскрикнул. Они бы его все равно не услышали, так громко хрустел гравий у них под ногами. Кроме того, сестра Фенелла от ужаса ничего не соображала, а мистер Тапхаус вообще был туговат на ухо. Так что, Малкольму никто не мешал следовать за ними. Он только жалел, что тоже не прихватил молоток побольше.
– Они сказали, кто они такие? – спросил мистер Тапхаус.
– Нет… или я не поняла. Они похожи на солдат или полицию, или еще кого в том же духе… Ох, господи…
Тут они добрались до кухни. Сестра Фенелла прижала одну руку к сердцу, другой зашарила вокруг – Малкольм тут же подскочил и придвинул ей стул. Прерывисто дыша, она села. Малкольм подумал: вдруг она сейчас умрет? Нужно срочно что-то делать, как-то спасать ей жизнь, да только он не знал, что… и ведь была еще Лира…
