– Что-то насчет поля. Типа магнитного, наверное. Похоже на экспериментальную философию.
– А что они подразумевают под «другой стороной»?
– ДСК, конечно. Что это еще может быть, кроме ДСК, если его люди охотились за тем человеком?
– А этот, как его… алет… альте…
– Малкольм! – донесся снизу мамин голос.
– Иду, – крикнул он в ответ, тщательно сложил бумажку по тем же линиям, спрятал в желудь и, завинтив его, сунул в чистый носок у себя в бельевом ящике.
И побежал вниз – его ждала вечерняя работа.
Субботние вечера всегда выдавались хлопотные, но сегодня разговоры не слишком клеились. В воздухе будто висела какая-то взвинченность и настороженность. Люди, как обычно, стояли за барной стойкой или сидели за столами, играя в домино или в щелкни-пенни, но тоже странно тихие, тише обычного. Малкольм даже спросил отца, в чем дело.
– Тс-с-с, – прошептал тот, нагибаясь к нему через стойку. – Вон те двое у камина. ДСК. Не смотри туда. И следи за языком, когда будешь ходить мимо.
Дрожь страха пробежала у мальчика по спине – он почти услышал ее, будто по тарелкам быстро-быстро простучали барабанными палочками.
– А ты откуда знаешь, что это они?
– По цвету галстука. Да и вообще, такое просто видно. Погляди на остальных вокруг… Да, Боб, чего тебе налить?
Пока отец цедил клиенту пару пинт, Малкольм пошел собирать пустые стаканы – ненавязчиво, неприметно (он был очень рад, что руки у него не трясутся), но тут почувствовал от Асты легкий толчок страха. Она сидела мышкой у него на плече и глядела прямо на тех двоих у огня. Они в ответ посмотрели на нее – и да, это были те самые люди с моста.
Один из них поднял палец.
– Молодой человек, – обратился он к Малкольму.
Мальчик обернулся и в первый раз посмотрел на него как следует. Это был румяный, коренастый мужчина с глубоко посаженными карими глазами – его он увидел на мосту первым.
– Да, сэр?
– Подойди-ка сюда.
– Принести вам чего-нибудь, сэр?
– Может, да, а может, и нет. Я сейчас задам вопрос, а ты мне ответишь на него, только честно, идет?
– Я всегда говорю правду, сэр.
– А вот и нет. Никакой мальчишка не может говорить только правду. Подойди сюда, ко мне… ближе.
Он говорил негромко, но Малкольм знал, что все кругом, и в особенности отец, навострили уши. Он подошел к камину и встал возле того, кто его позвал, отметив про себя исходящий от него запах одеколона. На посетителе был темный костюм и белая рубашка, а галстук – в темно-синюю и охряную полоску. Лисица-деймон лежала у ног, широко раскрыв бдительные оранжевые глаза.
– Да, сэр?
– Надо полагать, ты примечаешь большинство входящих сюда людей, так?
– Вероятно, да, сэр.
– И знаешь всех постоянных посетителей?
– Да, сэр.
– И ты бы обратил внимание на незнакомца?
– Наверное, да, сэр.
– Так вот, не видал ли ты несколько дней назад тут, у вас, вот этого человека?
Он показал фотограмму, и Малкольм мгновенно узнал лицо – один из тех, кто заходил тогда с лордом-канцлером, человек с черными усами.
Так это еще, может, и не о сером плаще и желуде! Он постарался сохранить бесстрастное и вежливое выражение лица.
– Да, я его видел, сэр.
– С кем же он был?
– Еще с двумя господами, сэр. Один такой, староватый, и другой, худой и высокий.
– Ты кого-нибудь из них узнал? Может, в газете видел или еще где?
– Нет, сэр, – ответствовал Малкольм, медленно качая головой. – Никого я из них не узнал.
– А о чем они говорили?
– Ну, я вообще-то не подслушиваю чужие разговоры, сэр. Отец говорит, это невежливо…
– Но ты ведь все равно случайно слышишь, о чем люди толкуют, так?
– Да, сэр, так.
– Так что же ты случайно услышал?
Он говорил все тише и тише, и Малкольм непроизвольно подходил все ближе и ближе. За соседними столиками вообще замолчали, так что все, что Малкольм скажет, услышат во всем баре.
– Про кларет они говорили, сэр. Про то, какой он тут хороший. И вторую бутылку к столу заказали.
– Где они сидели?
– В Зале-на-Террасе, сэр.
– Это где?
– Дальше по коридору. Там малость холодновато, так что я им сказал, мол, не желают ли они пересесть сюда, к огню, но они не захотели.
– Тебе это не показалось слегка странным?
– Посетители всякие бывают, сэр. Я не то чтобы очень об этом задумываюсь.
– Так они, выходит, хотели уединиться?
– Возможно, да, сэр.
– А ты кого-нибудь из них с тех пор видел?
– Нет, сэр.
Человек побарабанил пальцами по столу.
– И как же тебя зовут? – спросил он, помолчав.
– Малкольм, сэр. Малкольм Полстед.
– Очень хорошо, Малкольм. Можешь идти.
– Спасибо, сэр, – сказал мальчик, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
Его собеседник окинул взглядом зал и повысил голос. Стоило ему заговорить, все разговоры тут же стихли, словно остальные гости только этого и ждали.
– Вы все слышали, о чем я сейчас спрашивал юного Малкольма. Мы ищем одного человека. Сейчас мы повесим его портрет на стену возле стойки, чтобы вы могли его рассмотреть. Если кто-то из вас что-нибудь о нем знает, свяжитесь со мной. Мое имя и адрес тоже указаны на листовке. Запомните и хорошенько обдумайте мои слова. Это важно, и вы все это должны понимать. Если кто-то захочет побеседовать об этом человеке после того, как посмотрит на картинку, не стесняйтесь – я буду сидеть здесь.
Его спутник взял листовку и приколол к пробочной доске, где вывешивали объявления о танцах, распродажах, собраниях для игры в вист и тому подобном. Чтобы освободить место для своего листка, он сорвал парочку других, даже не взглянув на них.
– Эй, – сказал стоящий рядом мужчина, и его деймон-пес ощетинился. – Повесь-ка обратно, что снял.
Человек из ДСК повернулся и посмотрел на него. Деймон-ворона у него на плече раскрыла крылья и негромко каркнула.
– Что ты сказал? – спросил тот из двоих, что остался у камина.
– Я твоему приятелю сказал, пускай повесит обратно, что снял. Это наша доска объявлений, не ваша.
Малкольм подался назад, к стене. Говорившего звали Джордж Боутрайт. Это был краснолицый и вспыльчивый лодочник, которого сам мистер Полстед уже раз десять вышвыривал из «Форели», – но человек он было честный, и не сказал Малкольму ни одного грубого слова.
