На самом дне рюкзака лежало что-то еще, и тоже тяжелое. Что-то завернутое в промасленную ткань, под которой оказалась еще один слой из толстой мягкой кожи, а под ним – еще один, из черного бархата. Развернув ткань, Малкольм увидел квадратный деревянный ларчик, размером с ладонь взрослого мужчины и богато украшенный инкрустацией: вся его поверхность была покрыта причудливыми узорами.
– Смотри, какая красота! – ахнул Малкольм, любуясь искусной работой. – Сколько же нужно лет, чтобы такое смастерить?
– А как он открывается? – спросила Аста, превращаясь в мышку.
Малкольм повертел ларчик во все стороны, но не нашел ничего – ни петель, ни защелки, ни скважины для ключа.
– Хм-м… – пробормотал он. – Ну, если нет петель…
– Значит, крышка просто снимается?
Малкольм попробовал и выяснил, что нет.
– А вот если бы ты был механиком… – но договорить Аста не успела, потому что Малкольм смахнул ее рукой с планшира.
Не долетев до воды, она превратилась в бабочку, вспорхнула и села ему на голову.
А Малкольм медленно вертел ларчик в руках, нажимая то там, то сям в поисках потайной защелки.
– Попробуй с того краю, – прошелестела Аста голосом бабочки. – Там, где оно такое… зелененькое.
– И что с ним сделать?
– Попробуй сдвинуть вбок.
Малкольм надавил на зеленую полоску – сначала слегка, потом сильнее, – и почувствовал какое-то движение под рукой. Узкая панель, идущая вдоль одной из стенок ларца, отъехала вбок, образовав выступ длиной с ноготь большого пальца.
– Ага! – усмехнулся Малкольм. – Неплохо для начала.
Он задвинул панель обратно, потом снова выдвинул, ища хоть какую-нибудь подсказку, на что нажать дальше. И через пару секунд нашел: такая же панель на противоположной стенке сдвинулась точно на такое же расстояние.
– Кажется, получается, – заметил Малкольм.
После того, как сместилась вторая панель, первую удалось выдвинуть еще немного дальше. Затем еще немного подалась и вторая, а затем все повторилось в третий раз. Но на этом дело застопорилось. Обе панели можно было задвинуть обратно и начать все с начала, но выдвигались они только на три ступеньки, а этого было мало.
Малкольм еще раз осмотрел ларчик со всех сторон, и вдруг…
– Ага! Понял!..
Он выдвинул обе боковушки до упора, надавил сбоку на верхнюю крышку – и та легко скользнула вперед. Вот так – проще некуда!
– Ого! – сказала Аста. – Это не…
Внутри, на ложе из черного бархата, сверкал какой-то золотой инструмент, похожий на большие часы или компас. И это была самая прекрасная вещь, какую за всю свою жизнь видели Малкольм и его деймон. Инструмент оказался точно таким, как описала его доктор Релф, но при этом куда красивее, чем можно было себе представить. Тридцать шесть картинок были крошечные, но четкие, игла и три стрелки – изящные, из какого-то серебристо-серого металла, а в центре шкалы сияло золотое солнце в короне лучей.
– Да, это он, – сказал Малкольм и только потом заметил, что произнес это шепотом.
– Спрячь его. Положи обратно сию секунду, – велела Аста. – Посмотрим позже, когда будем где-нибудь в другом месте.
– Ага. Ага. Ты права.
Красота алетиометра буквально околдовала его, но он послушно спрятал инструмент в ларчик, завернул его, как было, и сунул на дно рюкзака.
– Откуда же он его взял? – прошептала Аста.
– Наверняка украл.
Малкольм застегнул рюкзак и старательно запихнул его на прежнее место, под скамью.
– Помнишь, доктор Релф говорила, что их с самого начала было шесть? – сказал он. – А потом осталось только пять, и никто не знает, куда подевался шестой. Ну так вот, это он и есть!
С полянки, где горел костер, голосов больше не доносилось, и, подойдя ближе, Малкольм понял, почему: Лира крепко спала на траве, Элис стояла на коленях спиной к хозяйке острова, а та, склонившись над ней, что-то делала с ее прической. Пальцы Диании ловко сновали в волосах, сплетая сложный узор из косичек, перевитых цветами. Вокруг по-прежнему порхали бабочки. Одна-две сидели на спинке спящего Пана, еще несколько – на плечах у женщины. Некоторые пытались усесться и на Бена, который лежал рядом с Элис, опустив голову на лапы, но Бен всякий раз тихонько взрыкивал, и бабочки улетали прочь.
Выражение лица у Элис было странное. Чувствовалось, что ей неловко, но смущение боролось с радостью и верой в то, что эта женщина действительно может сделать ее красивой. В яростном взгляде, который она бросила на Малкольма, читался вызов: мол, только попробуй засмеяться или скорчить рожу! Но в этом же взгляде была и невысказанная мольба. После того, как они убили Боннвиля, между ними возникла какая-то особенная близость. Ни с кем за всю свою жизнь Малкольм ничего подобного не испытывал – разумеется, не считая Асты. Но теперь Элис у него на глазах превращалась в кого-то другого. Как будто та девчонка с узким, крысиным личиком, вечно нахмуренным лбом и кривящимися в презрительной насмешке губами куда-то исчезла и место ее заняла другая – почти настоящая красавица. Все это было странно и сложно, и Малкольм не сомневался, что Элис тоже это чувствует.
Он отвернулся.
Продолжая собирать сложную прическу, Диания что-то нашептывала и напевала вполголоса, но Малкольм старался не вслушиваться. Он отошел подальше и лег на траву. Его по-прежнему клонило в сон, и вскоре он задремал, пригревшись на солнышке.
Кто-то тряс его за плечо:
– Просыпайся! Мал, просыпайся! Нельзя тут больше оставаться!
Элис говорила шепотом, но даже сквозь сон он отчетливо услышал каждое слово.
– Почему? Что случилось? – прошептал он в ответ.
– Вставай и посмотри сам, что она делает!
Малкольм перекатился на бок, потер глаза кулаками и, наконец, нашел в себе силы сесть.
– Что? Где она?
– У костра. Только иди тихонько. Не шуми.
Малкольм встал и внезапно пошатнулся: в голове еще мутилось спросонья. Элис подхватила его под локоть, не дав упасть.
– Ты не заболел?
– Нет, просто голова закружилась. Ну и что она там делает?
– Я не могу… Пойдем, посмотришь сам.
И Элис повела его, держа за руку; до костра было недалеко. День уже клонился к вечеру, и Малкольм вдруг понял, что впервые за много месяцев видит закат. Небо на юго-западе было безоблачным, яркое, теплое солнце алело из-за деревьев на склоне холма. Проснувшись окончательно, Малкольм оглянулся на каноэ – оно стояло на прежнем месте, и рюкзак был надежно спрятан под сиденьем. Элис дернула его за руку, ей не хотелось останавливаться.
На полянке было еще совсем светло. Диания сидела прямо посередине, нагая по пояс, а Лира жадно пила из ее правой груди. Услышав, что Элис и Малкольм подошли, хозяйка острова подняла голову и улыбнулась так странно, как люди не улыбаются.
