– Спускайся, – шептала балерина в ее окоченевшее ухо. – Я научу тебя танцевать так хорошо, что сотни сердец будут останавливаться от каждого твоего па.
Марья застонала под грудой теней. Она пыталась думать о чем-нибудь, наполнить свое сердце жизнью, чем-то горячим, чтобы вспомнить, что она живая, и не провалиться под землю под тяжестью этих призраков.
– Чай, – слабо прошептала она. – Малиновое варенье в банке, печки, суп с укропом, рассольник.
Тени отпрянули, на их зубах отражался лунный свет, серебряный и ровный. Марья постаралась поднять голову.
– Перчики на тарелке, и пробежаться по холоду, и пельмени кипят в чугунке, и Лебедева пудрится, и ругань Земели, и гусли играют так быстро, как только пальцы могут перебирать струны! – продолжала она крепнущим голосом, басовито, почти завывая. Призраки обиженно светились, уставившись на нее.
Светлана Тихоновна скорчила гримасу.
– Ты всегда была испорченным ребенком, – сплюнула она.
– Жар-птица в моей сети! Винтовка в руке! Горчичники и березовый веник и блины шкворчат на сковородке! – вопила она, а граждане страны Вия, воздевая руки, брели обратно в лес.
Марья, трясясь, взобралась обратно на коня, который, к чести его, не испугался и не убежал, а просто жевал сорняки, добытые из-под снега, и вообще ничего не думал обо всем этом деле. Наганя стояла по другую строну от его крутого бока и щурилась, глядя на Марью.
– Не очень-то гордись собой, – сказала она. – Представь себе, ты бы могла просто меня послушать, какая бы это была новость! Впервые в анналах Буяна!
Наганя протянула руку. В кулаке она сжимала цветок с пылающими оранжевыми лепестками, толстыми, как коровий язык, покрытыми ощетинившейся белой шерстью, с острыми резными листьями, со стеблем, усыпанным злыми шипами.
– Не забудь этого, когда станешь королевой, – торжественно сказала берданка, – что я пошла в темноту ради тебя и напугала старуху до полусмерти.
* * *
Председатель Яга сидела за своим обширным столом в глубине кафе для волшебников. Стол сиял черным деревом, словно эмалевый. Она вертела разрыв-траву в руках, глядя на нее через лупу ювелира.
– Ну да, только низкорослая, – снизошла она.
– Ну ты же не просила букет, – отрезала Марья.
Вокруг ее глаз появились черные круги, пальцы стали бледными и безжизненными. Каждый сантиметр ее истощенного опустошенного тела ныл от усталости.
– Верно-верно. Я приберегу это задание для следующей девочки.
Марья ничего не ответила, глядя прямо перед собой, но щеки ее пылали.
– Что мы говорили насчет краски стыда, девочка? – Баба Яга ущипнула свой толстый нос. – Подагра с гангреной, терпеть не могу запаха твоей юности, девочка.
– Подожди немного. Это пройдет.
– О нет! Теперь мы язвим старшим, так, что ли? Послушай, без-пяти-минут-суп. В замужестве высшая добродетель – это покорность. Если ты скромная, от тебя никогда ничего не ждут.
Баба Яга шлепнула по столу, чтобы подчеркнуть свою мысль. Как бы случайно пальцы ее нащупали стакан с водкой, и она опрокинула его одним махом.
– Всякий раз, когда я выхожу замуж, я натягиваю на себя перепонку, содранную с телят-близнецов. Это меня омолаживает, делает прекрасной розочкой из масла, заставляет меня краснеть, и заплетать косы, и молиться в церкви, и кланяться, и быть скромной, как навоз. Парни просто не могут устоять! Они прибегают запыхавшись, с высунутыми членами под шелковой уздечкой, с яйцами, покрашенными золотом, чтобы меня порадовать. Я позволяю им провести ночь у меня на коленях, как раз как они любят, нежные, покорные и тупые, как большой палец на ноге, сбитые с толку своими загадочными телами – подумать только, насколько сильнее моего! А потом они просыпаются – ха! В их постели Баба Яга, с новыми бородавками и зубами что гвозди, а горшок для супа уже раскалился на плите. Это хороший фокус. Видела бы ты их лица!
– Я не такая.
– Посмотрим. Нет на свете хороших жен или хороших мужей – есть только те, с кем можно ужиться.
Глава 11. Белое золото, черное золото
– Понимаешь, зачем ты мне нужен? – спросила Марья Моревна, сидя на лесном мху рядом с Землеедом. Леший со своей стороны интереса к разговору не выказывал, уткнувшись в венок, который он сплетал из фиалок и спелых плодов шиповника. Он отставил венок на вытянутой руке и прищурился, высунув каменистый язык изо рта от свирепой сосредоточенности. После этого он вплел в венок три алых мухомора и снова прищурился.
– Прекрати, – отрезал он.
– Змей Горыныч, – повторила она. – Это дракон. Не кустик дрожащий, персонаж посерьезней. Я понятия не имею, как сражаться с драконом, тем более как добыть его сокровища для председателя Яги, чтобы остаться Марьей Моревной, дочерью двенадцати матерей, а не стать Поджаркой, дочерью Ростбифа. Она хочет его белое золото и его черное золото, а мне, если честно, ничего не надо. Я хочу спать.
– Застрели его, – пробурчал Земеля. – Та-та-та, между глаз. Съешь стейк из дракона и будь счастлива. К Нагане приставай. – Леший ободрал с дерева полоску березовой коры и ловко продел ее между фиалок – ловчее, чем Мария могла бы ожидать от его толстых, покрытых корой пальцев.
– Земеля, ты на меня сердишься?
Леший расколол желудь своими гранитными зубами и сплюнул его шляпку на траву. Марья попробовала снова:
– Наганя и вполовину недостаточно сильная, чтобы бороться с драконом. Пристрелить его, конечно, можно, если не считать того, что убийство такого зверя передаст в руки Вия трехглавую платформу для бомбардировки с воздуха.
– Достаточно сильная, раз спит рядом с тобой.
Марья посмотрела на мох. Муравьи брели куда-то к отдаленной битве или к оргии на пшеничном зерне. У леших такой тонкий этикет. Она не сомневалась, что ему дела нет, кто спит в ее постели, – сами лешие размножаются перекрестным опылением. Недовольство, догадывалась она, происходило от его убеждения в том, что спящую Марью должен охранять самый сильный, а Марья выбрала Наганю, потому что считала – ошибочно, разумеется, – что берданка сможет его побороть, когда дело дойдет до кулаков и захватов. Землеед надул губы и воткнул в венок яркую веточку рябины.
– Наганя сильна ртом, – осторожно сказала Марья, – а ручки у нее детские. Твои же руки – старые и крепкие, и я выбираю их. К тому же захваты – это вообще не для Нагани.
Землеед широко улыбнулся. В его каменистых глазах проступила дождевыми каплями влага.
– Моревна выбирает! – просиял он. – Выбирает лучших. Землеед знает, где гнездо Змея Горыныча. Нагаша ничего не знает – только как дырки делать. Горыныч спит на куче костей. На золоте. Земеля тоже хочет такую постельку, да тьфу на нее! Он и так все делать.
Леший поднял вверх свою лесную диадему, откинув мшистые волосы, заплетенные в несколько зеленых кос. Он протянул лапу, не глядя вырвал пучок зимнего лука и воткнул его в заднюю часть венка, словно вуаль. После этого Землеед потянулся и водрузил венок на голову Марьи. Венок хорошо сочетался с ее розоватыми брюками и черно-фиолетовыми ботинками.
