Иван уставился на нее. Его рука в руке Марьи ослабла, и она почувствовала, что он уплывает по направлению к девочке, словно вода, которую переливают из одного стакана в другой.
– Турсуной, – сказала Марья, не повышая голоса. Она надеялась, что он сам окажется достаточно сильным, что ей не придется использовать свою власть. Она была бы рада отказаться от этой власти. – Он за моим щитом.
Девочка в кружевном платье посмотрела на нее, а потом снова на Ивана:
– Вряд ли твой щит действует на игрушки, маленькая царевна. Отдай его мне. Я сгоняю на нем до Грузии и вернусь обратно к утру. Пришпоривать буду до крови. А потом можешь его забирать обратно.
Марья вытащила висящую за спиной бледную, сложно вырезанную винтовку, которую очень любила. Другой такой не было. Она нашла ее в доме у Нагани. Как же давно это было! Берданка выстрогала ее из костей жар-птицы, которую они убили, когда в последний раз охотились вместе. Это был ее свадебный подарок подруге. Марья Моревна направила винтовку на призрак и поправила прицел.
– Не надо! – закричал Иван.
– О! – выдохнула Турсуной. – Она так прекрасна! Я все еще вижу ее пламя! О Марья Моревна, у тебя нет прав на такое оружие! Отдай его мне! Видишь, птица тянет свой клюв ко мне, она хочет быть моей!
Марья выстрелила. Одна из косичек девушки отскочила.
– О, я тебя ненавижу, – сплюнула Турсуной. – Я первая его нашла. Это нечестно!
С корня ее косички капала кровь, желтая и густая. Шматок черной сочной земли влепился между глаз призрака, и она вскрикнула от негодования. Иван резко обернулся, чтобы посмотреть, кто его бросил.
– Иван, перестань глазеть! Я же сказала тебе, чтобы ты слушался меня! Тебе нельзя на них смотреть!
Но Марья сама, не в силах его отпустить или позволить ему кануть во тьму, тоже посмотрела, как маленький человек с бородой из бледного морозного мха и руками как ломаные камни зачерпнул еще одну горсть земли и взвесил ее в руке. На груди его красовалось пятно из серебряных брызг. Он взглянул на Марью только раз, и глаза его наполнились слезами, падающими дождем.
– Беги, Иван, – прошептала Марья.
И он побежал. Тьма за ними билась в конвульсиях, будто от горя.
* * *
Когда они достигли света, Марья притянула его к себе, оборотилась кругом три раза, приложила палец к носу, и они исчезли.
Глава 17. Там, где смерть была, только боль теперь
– Вот мы и дома, – выдохнула Марья. – Это наш дом.
Иван стал бледен и все время дрожал под длинной серой шинелью. Он смотрел на журчащие и брызгающие кровью фонтаны. Он смотрел на косы, свисающие с карнизов домов, на часовни с дверями, покрытыми живой кожей, кресты из костей, ворота из черепов с рогами. Он смотрел на черные купола Черносвята, тенями поднимавшиеся перед ними.
– Это же ад, – прошептал он.
Марья видела, как дергается его рука. Он мучительно хотел перекреститься и только ради нее сдерживался. Ей было приятно, что даже в ужасе он все еще хочет ей угодить.
– Нет, нет, все не так. Это Страна Жизни. Здесь все живое, видишь? Кровь и кожа, кости и мех. Все живет. Здесь нет ничего мертвого, ничего. Это же прекрасно.
Иван помотал своей золотистой головой:
– В Ленинграде мы хотя бы строим поверх костей.
Марья Моревна рассмеялась. Ей хотелось расчесать его кудри, спадающие на глаза.
– Ну конечно, ты же из Ленинграда, – сказала она.
Не было бы таким искусом, если бы он был из Москвы, из Минска или Иркутска. Только мальчик из ее города мог прийти со старым красным галстуком и затронуть ее за живое. Он был создан специально для нее, идеальная машина.
– Я не хочу здесь оставаться! – прокричал он. – Это владения черта!
– Разумеется, – произнес низкий голос, знакомый Марье, как ее собственная постель. – И тебе следует немедленно отправиться домой.
Кощей Бессмертный сгреб Марью в охапку. Она улыбалась – искренней открытой улыбкой, беспечной и ясной, словно зимний день. Она поцеловала его, и там, где соединились их уста, немедленно проступила и перемешалась их кровь – так тесно сплелись их тела.
– Ты привезла игрушку? – серьезно спросил Кощей, ставя жену на ноги. Его длинная черная накидка хлопала на сильном ветру. – Это нам на двоих?
Маша внимательно следила за его лицом. Если она все правильно сделает, если справится, никто не пострадает.
– Это он нашел меня, под Иркутском, после битвы. Он из Ленинграда.
Кощей ухмыльнулся во весь рот. Ветер слегка раздувал его черные волосы:
– О! Моя Марья подросла и сама начала похищать людей для себя! Горжусь тобой.
– Не совсем так. – Ой ли! Разве не она явилась Ивану из ниоткуда, как птицы-женихи, и не утащила его из того мира?
Кощей повернулся к молодому офицеру:
– О! А вы что думаете, молодой человек? Так это или не так?
Иван был вроде как не в себе. Он не мог перестать глазеть на фонтаны с кровью, которые в лучах солнца становились почти черными.
– Он что, немой? А имя у него есть?
Марья замялась и опустила глаза. Она не могла этого сказать, не могла даже подумать о том, чтобы заставить себя сказать имя Иван в присутствии мужа. Да он и сам догадался. Он видел это имя, застрявшее у нее во рту рыболовным крючком. Они уже так давно женаты! Черные глаза Кощея сверкнули яростью, зубы плотно сжались, совсем как у нее. Как же мы похожи, когда смотрим друг на друга, как в зеркало, отражая желание.
– Ты не можешь со мной так поступить, Маша! Скажи мне, что его зовут Дмитрий Григорьевич. Скажи, что его зовут Приап и ты не смогла противиться искушению. Моя жена не посмела бы привести Ивана в мой дом, не вонзила бы мне нож вот так, прямо в шею.
– Я думала, что между нами нет правил, – ответила Марья тихо, как бы смущаясь обсуждать это в присутствии Ивана, который не был участником их брачного союза и не должен был слышать о личных договоренностях.
Кощей дважды мигнул и выпрямил спину, согнувшуюся по-вороньи от обиды.
– Конечно, жена, ты права. Я забыл, что говорил. Что в имени тебе моем? Он никто и звать никак. Какой же я глупый старик.
Улыбка застыла на его идеальном лице с юношескими очертаниями скул и глазами без единой морщинки – это в его-то возрасте. Он оставался все тем же мужчиной, который появился на пороге Марьи со звездами в волосах.
– Пригласи своего друга на обед, заодно обсудим наши шансы на войне.
Царь Жизни повернулся на одном блистающем черном каблуке и зашагал вон из своего дворца.
– И остерегись ходить по правой стороне дороги. Пока тебя не было, мы с нее отступили.
