Я заморгала.
— Таки она забыла! — заголосила тетя Фира. — Таки шлемазл оставила шикарную курячью дрожалку на балконе! Таки пропало произведение моих талантливых рук. Да мой студень даже Циля Ароновна ела. А ей в Париже в лучшем ресторане холодец не в то горло упал! О! Реки Вавилонские! О тучи скорби! О тьма египетская! Как тебя назвать после этого, а?
Я потупилась.
— Совсем из головы выпало.
Тетя Фира продолжала бросаться молниями.
— Таки не может ничего выпасть из того, чего нет. Выпихнуть из головы холодец! Мой! Слова у меня иссякли. Выброси еду. Если ее разморозить, ужас выйдет. Хотя… Нет!
Со скоростью бешеного вентилятора соседка кинулась к балконной двери, вмиг выскочила на лоджию, через мгновение появилась на кухне с блюдом и умчалась прочь.
Ощущая себя полнейшим маразматиком со склерозом всего мозга, и головного, и спинного, я поступила с духовкой, как советовала соседка, потом вымыла голову специальным средством, попшикала на нее из другого флакона, натянула шапочку для купания и посмотрела в зеркало. Ирина меня не обманула. Макияж выглядел как новый. Я включила фен, направила струю воздуха на макушку и начала напевать, думая о том, что мне рассказала Корделия. Если старшая сестра и Татьяна никому не сообщали о визите Алины и о том, что она бросила в их доме мальчика, то откуда аноним мог об этом узнать? Кое-кто все же оказался в курсе этой истории. Сотрудник МВД, любовник Корделии, имя которого она упорно не называла, помог с усыновлением подкидыша. «Протечка» могла произойти по его вине. Зачем Вере встречаться с Антоном? Галкину сначала считали виновной в смерти Анатолия, по какой причине Вере вдруг захотелось пообщаться с сыном Алины Шкафиной?
Кто-то схватил меня за плечо. Я взвизгнула, уронила фен, обернулась и увидела Степана.
— Не хотел тебя напугать, — смутился муж. — Не слышала, как мы вошли?
Я выключила сушилку для волос.
— Гудело громко. Ты с Фаиной?
— Да, она на кухне, решила помочь тебе накрыть на стол, — объяснил Дмитриев.
Вне себя от негодования я сдернула с головы шапочку и, не посмотрев на прическу, кинулась по коридору в столовую. Неприлично каждый вечер заявляться в гости в семейный дом. И совсем отвратительно без спроса греметь посудой в чужой кухне. Сломай я ногу-руку, заболей гриппом с высокой температурой — тогда поведение Кузьминой еще можно было бы хоть как-то оправдать. Но я здорова, поэтому инициатива Фаи выглядит как рейдерский захват.
Когда я подлетела к плите, Фаина уже вынула из духовки оба лотка и хотела их открыть.
— Дорогая, — нежно пропела я, — ты устала, весь день работала. Садись, сейчас все подам.
— Ты тоже не сидела на месте, — возразила Кузьмина, — я хочу тебе помочь.
Я схватила большую доску, на которой стояли одноразовые упаковки, и вмиг водрузила ее на стол со словами:
— Кушать подано.
— О, господи, — ахнула за моей спиной Кузьмина.
Я обернулась:
— Что-то не так?
— Нет, нет, нет, — скороговоркой произнесла незваная гостья, — э… э… ты роскошно выглядишь! Прямо сногсшибательно! Вот! Только сейчас я тебя… ну… целиком увидела. Прямо отпад!
Я одернула короткую кофточку. Ага! Сработало. Фаина утратила часть своей наглости.
— Что у нас на ужин? — потер руки Степа, устраиваясь за столом.
— Садись, дорогая, — ласково попросила я Фаю.
Та молча опустилась на стул. Я опять заулыбалась.
— Сегодня кролик и макароны. Запекала их в духовке.
— Я голоден, как дикий зверь, — воскликнул Степан. — Забыл, когда ел кролика, а ты, Фая?
— Вчера его с овощами готовила, — соврала Кузьмина.
Мне стало смешно. Жалкая попытка, дорогая! Уверена, то, что приготовила Крися, окажется очень вкусным.
Я сняла крышку.
— Да это рыба! — воскликнул Степан. — Большая!
Фаина вскочила и без спроса открыла второй лоток.
— Ризотто! Не макарошки.
На секунду я растерялась, но через секунду вспомнила даму, которая постоянно торопила владелицу кафе, и поняла, что произошло: Крися перепутала заказы.
— Где кролик? — недоумевал муж.
Я показала на здоровенного сибаса.
— Вот. Милый, я решила удивить тебя экзотикой. У нас на ужин рыба-кролик. Очень редкая. Обитает в реках Африки. Ее мясо напоминает по вкусу кроличье.
— Надо же, — восхитился Степа, — впервые о такой слышу.
— А куда подевались макароны? — влезла со своим вопросом Кузьмина.
Я снисходительно улыбнулась.
— Дорогая, от тебя, вдохновенной кулинарки, никак не ожидала такого вопроса. Неужели ты никогда не слышала о сорте риса «макарони»? Его всегда используют в Италии для приготовления ризотто под названием…
Я замолкла. Как назло, ни одно итальянское слово не шло на ум.
— Каким? — воскликнула Фаина.
— «Донна Корлеоне», — придумала я в порыве вдохновения, — ох, прости, похоже, я совершила бестактность. «Макарони» в России не продают, к тому же рис очень дорогой. Ты не имеешь возможности готовить «Донну Корлеоне».
— Распрекрасно знаю этот рецепт, — заверила Кузьмина, — и рис такой привожу из Милана.
Чтобы не расхохотаться, я вскочила:
— Пирожки. С капустой! Сейчас принесу. Для тебя, Фаечка, я сделала два особенно красивых с «гребешком», надеюсь, тебе понравятся.
Глава 21
— Замечательный ужин, — похвалил Степан, когда я налила всем чаю.
— Пирожки восхитительные, — добавила Фаина, — отдельное спасибо за «гребешок», обожаю его грызть. Теперь слушайте, что я выяснила по делу, после того как Степа переслал аудиофайл, который ты, Вилка, во время беседы с Корделией записала. Начну с Алины Шкафиной. О ней почти ничего нет. Приехала в Москву и пропала. Свидетельство о рождении Антона Шкафина выдано загсом подмосковного городка Магитск на основании справки о появлении младенца на свет в роддоме имени Борисова. Это медицинское учреждение ныне не существует. Но архивы сохранились. Респект тем, кто их оцифровал. И вот первая конфетка. В тот день, который указан в метрике, врачи клиники приняли трех девочек. Так сложилось, что младенцы мужского пола в течение тех суток на свет явиться не пожелали. Теперь обратимся к городу Магитск, нынче он слился с Москвой, является спальным районом. Книги записи актов гражданского состояния не выбрасывают, но нет в нужном томе записи про Антона Шкафина. Делаем вывод: метрика фальшивая.
— Интересно, — кивнул Степан.
— Весьма, — согласилась Фаина.
— Может, Рябов не умер? — спросила я.
