— Современная философия, может быть, и не берется. Но определения есть. Я точно не помню кто, кажется угрюмый Шопенгауэр, сказал, что интуиция — это когда человек достигает ответа, не осознавая самого процесса, который привел его к этому ответу. Или что-то подобное. Но действие интуиции я на себе проверял много раз. И потому знаю, что говорю. Вас, товарищ капитан, интуиция подвела. Вы не увидели врага в человеке. Нужно было снять с него очки и заглянуть в глаза.
— Уж очень у него было лицо испуганное. Жалко стало старика.
— А ему было вас не жалко, когда он стрелял? И не пожалеет он, когда будет стрелять в следующий раз!
— Будет? Вы уверены?
— Абсолютно… При первом же удобном случае.
— Но мы же с ним не знакомы. Я ничего плохого ему лично не сделал…
— Вы близки к тому, чтобы поймать преступника. Пусть даже не этого снайпера. Пусть того, кто его послал. И вы в состоянии раскрыть какую-то тайну. Скорее всего, это и есть самое страшное для убийц. Это ваше преступление в их глазах.
— Мне надо подумать, привести все данные в систему и только потом можно будет сделать вывод о том, где и каким образом я задел их интересы.
— Думайте старательно. Умение думать — это целая наука эвристика. Производное от слова «эврика», которое кричал когда-то Архимед, выскочив из ванны. Если не будет получаться, используйте его метод. Перестаньте думать и искать, смиритесь, доверьте решение Вселенной или Богу, если вы человек верующий. И решение само придет. Только не выходите из здания. Я сейчас приду к вам. Будем вместе думать. У меня, кстати, тоже есть для вас новости. Я тут кое-что раздобыл, думаю, весьма полезное для расследования. Нашел в квартире брата. Это касается зашифрованных писем. Закажите на меня пропуск и ждите.
— Я машину пришлю. Ту самую, дежурную. Водители дежурят по суткам, потому и спят в машине, когда выезда ждут. Этого водителя вы уже знаете, и он ваш адрес помнит — два раза ездил. И пропуск закажу…
* * *
Я только в последний момент вспомнил, по какому поводу я пытался дозвониться до капитана Юровских, но он уже от разговора отключился. Осталось привезти ему то, что обещал. Я вставил флешку в компьютер, убедился, что на ней еще много свободного места, и скопировал зашифрованное письмо вместе с адресом, с которого оно пришло. Это все может пригодиться следователю. На всякий случай записал и там же сохранил данные по дате рождения Евгения и варианты, которые я попытался ввести в смартфон. Чтобы не было повторения ошибки. Я не знал технологию, по которой высчитывается код допуска к данным. Но на всякий случай решил облегчить работу компьютерщикам Следственного комитета или ФСБ, поскольку капитан Юровских, кажется, говорил, что их тоже подключили к расследованию.
Изначально я хотел воспользоваться предложением майора Саврентьева и попросить его отвезти меня в Следственное управление. Он сам предложил, пусть на себя и пеняет. Но капитан Юровских пообещал прислать свой дежурный микроавтобус, и я решил Саврентьева не беспокоить. Тем более пришла в голову мысль, что его могло и дома не оказаться…
Я стал соображать, выстраивая логическую цепочку, слово за словом проверяя свой недавний разговор с майором на кухне за чашкой чая, вспоминая вздрагивание век Саврентьева и последовавшее сразу после моего сообщения покушение на следователя.
По всем логическим расчетам у меня получалось, что майор Саврентьев может оказаться главой всех противников капитана Юровских, следовательно, и меня, поскольку я в данном случае играю на стороне следователя, а вовсе не на стороне офицера спецназа ГРУ, как это ни прискорбно. Просто в силу тех знаков отличия и эмблем, которые я ношу на своей форме, в силу своего трепетного отношения к званию военного разведчика, в силу моей гордости этим званием.
Мне не хотелось верить, что майор Саврентьев является организатором нескольких преступных акций, в результате которых погиб мой брат. Я очень не хотел так думать, тем не менее цепочка фактов выстраивалась именно так, что майор мог бы оказаться моим главным врагом. Он, конечно, был хорошим знакомым, даже, кажется, старым товарищем нашего начальника штаба батальона и поэтому имел некоторое отношение и ко мне. Именно майор Рапитонов, желая мне помочь, позвонил Саврентьеву.
Рапитонов, сам по себе человек болезненно порядочный, конечно, не мог ничего знать о здешних событиях. И не мог предполагать, что вместо помощи приближает ко мне врага. Но если это так, то Саврентьев предатель вдвойне и достоин самого сурового наказания. Я, естественно, не уполномочен быть ему судьей, даже учитывая гибель моего брата. Мстительность — чуждое мне понятие. Но сам человек по своей натуре доверчивый, я не желал быть посмешищем в глазах преступников и готов был ответить им так, как меня учили отвечать врагу.
Я не делал разницы между бандитами там, на Северном Кавказе, и здесь, в центре России. Бандит везде оставался бандитом и подлежал уничтожению. И потому я думал о том, что наказать бандита я смогу, но не из чувства мести, а только по велению профессионального долга. Но при всем этом я не желал брать на себя и функции следователя. Пока вина майора Саврентьева не доказана, я не могу относиться к нему как к врагу.
Капитана Юровских о возможной угрозе я предупредить обязан. Иначе, если мои подозрения верны, он уже вскоре может спешным порядком отправиться вдогонку моему старшему брату.
Думая об этом, я взял трубку своего смартфона, перешел в комнату, соединил смартфон с компьютером, запустил его, перебросил видеозапись на компьютер и трижды просмотрел ее на большом мониторе.
Без сомнений, майор Саврентьев не имел возможности видеть хладнокровие бандитов. Но я обратил внимание еще на один факт. Я смотрел за тем, как ведет себя Евгений. И понял, что произнесенное имя «Ларик», несомненно, относится к одному из бандитов. И именно это спровоцировало роковой выстрел. Хорошо, что видеозапись сопровождалась звуковым рядом, то есть камера имела хороший микрофон. Я сумел уловить в голосе брата нотки возмущения и обиды. Это было то, что не смогли уловить следователи и все остальные, кто смотрел видеозапись.
* * *
Я давно уже знал из собственного опыта, что лучше всего мне думается на свежем воздухе, когда я измеряю пространство шагами. Там как-то сами собой приходят в голову нестандартные мысли. Во времена командировок на Северный Кавказ, где я бывал уже трижды, сначала командиром взвода, потом два раза командиром разведроты, во время привалов я часто ходил вокруг временного лагеря, соображая и решая задачи, которые предстояло выполнить. Такая ходьба, как мне объяснил наш бригадный психолог, есть не что иное, как идеомоторный акт, во время которого мозг работает практически автономно, отдельно от сознания, в унисон ритмичным шагам, импульсно, и выдает решения самостоятельно, опираясь только на подсознание. То есть вытаскивает глубинные мысли.
А подумать мне было о чем. И потому я решил дожидаться машину во дворе — походить, подумать, доверив именно подсознанию план дальнейших действий. А что предпринимать какие-то действия время уже подошло, я осознавал отчетливо. Я переоделся в удобный камуфлированный костюм без погон, принадлежащий брату. Размеры у нас были примерно одинаковые, так что проблем не возникло, более того, даже головные уборы мы носили одного размера, хотя надевать голубой берет с кокардой, что лежал на полке в прихожей, я не стал.
