— Современных друзей и я не знаю. У него мало было друзей. Но посмотрю…
Я смотрел внимательно и напряженно. Это же были последние минуты жизни моего родного старшего брата. И последний выстрел ему в голову доставил мне настоящую физическую боль. Меня удивило то, что брат не сумел среагировать и сместиться. Он легко мог бы перекатиться за стойку прилавка, когда бандит театрально-медленно поднимал пистолет. Но кто знает, как бы повел себя в этом случае бандит. Он мог бы и в продавщицу выстрелить. Кроме того, если Лариса распласталась на полу, то вторая продавщица сидела за кассой. Кассу бандиты не тронули. При той добыче, что им досталась, касса для них интереса не представляла.
Но все же, чем был спровоцирован выстрел? Изначально думалось, что высокий бандит с кавказским акцентом не планирует никого убивать. Он даже развернулся, чтобы к выходу двинуться. Это был самый подходящий момент, чтобы брату перекатиться за стойку витрины, сесть и выхватить свой пистолет. И пусть это пистолет только травматический. «Оса», насколько мне известно, может наносить тяжелые травмы на дистанции до десяти метров. А до бандита было чуть больше четырех. При этом два других бандита уже покинули помещение. Евгений мог бы успеть пустить пулю высокому в голову.
Но он не стал перекатываться. Не стал пистолет выхватывать. Почему? Опасался, что в случае промаха бандит выстрелит в продавщицу за кассой? Это был один из возможных вариантов.
Но был еще один момент. Брат громко крикнул перед тем, как в него выстрелили: «Ларик!»
Кого он так назвал? Первая мысль, что он позвал продавщицу Ларису, с которой разговаривал прямо перед ограблением. Но та же Лариса, когда звонила мне домой, говорила, что она только работает вместе с Евгением и больше их ничто не связывает. Мог ли он назвать ее так? Не в привычках брата было звать постороннюю женщину ласкательно-уменьшительным именем…
Глава вторая
— Лариса, как вас обычно звал Евгений Алексеевич? — спросил я.
— По имени. Просто Лариса, без отчества. Да он моего отчества и не знал, мне кажется. По крайней мере, никогда у меня не спрашивал и посторонние при нем никогда меня по имени-отчеству не называли. — Она на несколько секунд задумалась. — Да, всегда только по имени.
— А на работе вас как называют? Или дома?
— На работе чаще всего по имени. Дом у меня далеко, я приезжая. Дома меня все обычно звали Лора или Лара.
— Не Ларик? — переспросил я.
— Ну, бывало иногда, что и так. Еще в школе — и Лорик, и Ларик. Но если вы спрашиваете про своего брата, то он меня никогда так не называл. И вообще тогда, перед выстрелом, он не ко мне обращался. Он не видел меня. Я по другую сторону прилавка лежала. Иногда думаю, хорошо бы он по другую сторону прилавка оказался, но только при условии, чтобы в меня никто не стрелял…
— А почему вы считаете, что это было бы хорошо? — спросил капитан юстиции, теребя свой длинный, как хобот, нос.
— Ну, тогда бы его не видели и стрелять в него не стали бы. А сам он мог бы свой пистолет достать и открыть огонь. Я, когда там, на полу за прилавком лежала, жалела, что у меня пистолета нет.
— Да, — обратился я к следователю. — Кстати, насколько мне известно, у Евгения Алексеевича был наградной пистолет за участие во второй чеченской кампании. Где этот пистолет сейчас?
— В кармане Евгения Алексеевича была связка ключей, которую я вам отдал. Мне связку передали из лаборатории судебно-медицинской экспертизы. Там, на связке, есть ключ от оружейного ящика, который обычно называют «оружейным сейфом». Сам ящик в опечатанном виде в настоящее время находится у нас в следственном управлении. Мы его не вскрывали. Сразу опечатали и увезли — не хотели взламывать замок, а ключей тогда у нас еще не было. Оружие, вероятно, хранится там, как и положено. Евгений Алексеевич любил порядок во всем, и если положено держать оружие в сейфе, думаю, он там его и держал. Если сегодня во второй половине дня найдете время и позвоните мне, я пришлю за вами машину, мы в вашем присутствии оружейный ящик вскроем и просмотрим его содержимое. Если вы с дороги устали, то можно это перенести на завтра.
— Номер телефона назовите, — попросил я, имея привычку легко запоминать телефонные номера.
Следователь вместо этого положил на стол передо мной свою визитную карточку.
Но тут его смартфон, который так и оставался лежать на столе, хотя видеосюжет уже давно закончился, зазвонил какой-то бравурной маршевой мелодией, заменяющей классический телефонный звонок, и высветился определитель номера. Юровских посмотрел на определитель, резко схватил трубку и сразу ответил, показывая, что трепетно относится к обращениям своего руководства:
— Капитан Юровских. Слушаю вас, товарищ подполковник. Так… Так точно… Нет-нет, без меня никак невозможно, я сейчас же выезжаю. Да, конечно, товарищ подполковник. Это абсолютно точно — мое дело. Да, сам поеду. А лучше пусть бригада едет, а я туда прибуду самостоятельно. Мое мнение, что кто-то пытается нам в городе реальный хоррор
[2] устроить. Разговоров теперь в народе будет… Еду туда. Только адрес назовите… Да, я сейчас недалеко нахожусь. Буду там через три минуты. Максимум пять. Быстрее бригады доберусь. Я управлюсь…
Он убрал трубку в карман кителя и посмотрел на всех нас сверху вниз, но не потому, что имел высокий рост, скорее, капитан был чуть ниже среднего, а только потому, что он стоял, а мы сидели:
— Извините… Точно такое же ограбление ломбарда. Там был один охранник. Тоже застрелили — пуля в голову. Опять трое в черном на черном внедорожнике. Опять высокий, с кавказским акцентом. Деньги снова не взяли. Только драгоценности. Два прилавка обчистили. Примерно на два с половиной миллиона. Но это дело серьезное. Серьезнее, чем в первый раз. Боюсь, грабители по незнанию влипли. Или они просто залетные
[3]. Дело в том, что этот ломбард принадлежит серьезному уголовному авторитету, сейчас заседающему в областной Думе. Имеет возможность надавить с двух сторон. Нас, естественно, подгонят. Мой начальник отдела уже рвет и мечет. А если на бандитов еще и уголовники наедут, они нигде сбыть драгоценности не смогут. По всей стране их отлавливать будут. Ладно. Я поехал, а вы тут чайком можете побаловаться.
