Старший сержант Игумнов вовремя сориентировался, успел поставить новый магазин в свой гранатомет и отстрелял его одной очередью. Стрелял он за поворот, вплотную к угловой скале, чтобы осколки разлетались в стороны и поражали тех, кто мог там быть. Поддерживал так плотность огня, заменяя вертолет. Но сам вертолет больше не стрелял. Видимо, весь боекомплект был израсходован на первую банду.
Старший сержант Игумнов сказал по связи:
— Еще одного свалил, товарищ старший лейтенант. Вывалился бандит из-за скалы на тропу. Хорошо, наверное, быть убитым на кладбище. Нести недалеко.
— Главное, чтобы наших убитых там не было, — предупредил я.
«Ночной охотник» удалялся. Дальше вниз ущелье расширялось. Но это дальше. Пока же нам было видно, как красиво тяжелая летающая машина маневрировала и скоро скрылась за поворотом.
— Борт «семьсот одиннадцать», что там с бандой?
— Не знаю, старлей. Мы быстро над ними пролетели, а профиль ущелья там сложный, внимательно рассмотреть было невозможно. Вроде бы тепловизор показывал какое-то «свечение» в районе старого кладбища. Но я затрудняюсь сказать, живые там или убитые. По крайней мере, уверен, что это не старые могилы так «светятся». Я бы не постеснялся и могилы обстрелять, если бы там кто-то прятался. Но у меня боекомплект закончился. Даже если сейчас вернусь, от меня толку будет мало. Если помощь будет необходима, я смогу вернуться минут через сорок. Сообщай своему начальнику штаба. Он с нашим диспетчером свяжется. А пока я полетел на вертолетодром. От меня пользы здесь, повторяю, никакой…
Пользу он, конечно, мог оказать и как вертолет-разведчик, но я, не избалованный помощью авиации, постеснялся попросить подполковника о такой для него нехарактерной помощи. А банду предстояло уничтожить моему взводу. Поскольку с перешедшей границу бандой было покончено даже до того, как я успел бандитов увидеть, у меня уже не было необходимости держать «глушилку» включенной. Я закрыл кейс, зная, что «глушилка» уже отключена, нашел глазами сержанта Луховского, командира первого отделения.
— Алексей, — протянул я ему кейс. — Доверь кому-нибудь из своих аккуратных парней. Это тонкая электроника, лучше не ронять и не бить, даже о бандитские головы. Нужно будет вернуть ее в штаб.
— Понял, товарищ старший лейтенант. Сам понесу.
— Значит, не понял. Сам ты будешь отделением командовать и в бой его можешь повести. Ниже нас еще одна банда. А «глушилку» кому-нибудь доверь. Внушение, хотя все и без того мои слова слышали, можешь повторить.
— Понял. — Сержант принял кейс из моих рук и направился к одному из солдат-контрактников. Впрочем, все первое отделение состояло из контрактников. Солдаты срочной службы у меня во взводе были только во втором и третьем отделениях, за ними, кроме командиров отделений, всегда присматривал старший сержант Игумнов. Наушники донесли до меня, как Луховской повторял солдату мое распоряжение об осторожном обращении с прибором. И от себя добавил:
— Эта штука диких денег стоит. Разобьешь, за всю жизнь не расплатишься. Аккуратно таскай, о камни не задевай.
Сколько «глушилка» стоила, даже я не знал. И меня никто не предупреждал об обязательном возврате прибора. Это была уже моя личная инициатива. Но я поправлять сержанта не стал — к армейскому имуществу все же следует относиться бережно.
Глава вторая
Связь прервалась внезапно, словно пуля ударила в голову эмира Гази Джабирова, и он перестал говорить. Бывало с ним такое и раньше. Не пуля в голову его била, а мысли, которые в этой голове из-за ее пустоты могут и заблудиться. Говорит что-то, говорит, потом теряет нить разговора и долго лихорадочно соображает, что хотел сказать. И глаза при этом бывают испуганными, словно он босой ногой на змею наступил.
Но это при очном разговоре. А тут беседовали через трубку. Эмир Рамиз Гадисов еще целую минуту старательно повторял имя собеседника, звал Гази, надеясь услышать хотя бы стон. Но в трубке была тишина. И тишина эта казалась зловещей, не сулящей ничего хорошего.
Но главное Гадисов сообщить успел — в верхнюю сторону ущелья, навстречу джамаату эмира Гази Джабирова пролетел «Ночной охотник». Пролетел, не заметив джамаат самого Гадисова, который, по звуку определив приближение «охотника», попрятался под нависающими над землей скалами. Под скалами даже тепловизор никого не увидит, если не дышать глубоко.
Но джамаат Гази был вовремя предупрежден. Время в запасе было. И можно было подготовить «Стингеры» для поражения тяжелой низкоскоростной и низко летящей цели. Уж чего-чего, а «Стингеров» у эмира Гази хватало. Он для того и послан был сюда, в это ущелье, чтобы доставить груз «Стингеров» эмиру Рамизу, который планировал использовать эти ПЗРК
[11] против гражданских самолетов в самой России. Чтобы и там люди боялись летать. Чтобы пешком ходили. Даже из города в город, за сотни километров.
Гази Джабиров когда-то был простым моджахедом в джамаате у Рамиза Омахановича. Он так бы и остался простым, ничем не выдающимся, и даже, на взгляд самого Гадисова, пустоголовым, в сравнении с другими бойцами, моджахедом, умеющим только отлично стрелять из автомата навскидку — быстро и без промаха, хотя и не всегда вовремя, если бы Гази не повезло в Сирии.
В тот раз Рамиз Омаханович послал Гази в разведку вместе с двумя другими моджахедами, надежными и опытными бойцами джамаата, в глубине души надеясь, что Гази из разведки не вернется, потому что он уже надоел эмиру своей несообразительностью и непроходимой глупостью.
Тогда в Сирии, а было это еще до начала российского участия в решении сирийского вопроса, единой и четкой линии фронта не существовало, и легко было угодить вместо своих позиций на позиции противника, потому что никто не знал точно, где кто располагается.
И надо же было им троим зачем-то выйти к дороге, по которой ехали две легковые автомашины. Вообще-то эмир их послал совсем в другую сторону. Но они попали на дорогу, и эти машины обстреляли. Завязался бой. В результате боя в живых осталось только трое — Гази Джабиров и два сирийца, что ехали под охраной в одной из машин. Один из них был лива
[12], второй вообще ферик
[13] — знатная добыча.
Немолодые генералы везли при себе в пухлых портфелях важные штабные документы и карты с данными дислокации. Захват и доставка в штаб таких пленников вообще-то считается подвигом. Наверное, по большому счету, это и было подвигом. Но подвигом случайным, как понимал эмир Гадисов. А за подвиги людей награждают, не разбираясь, случайный это подвиг или продуманный, спланированный. И к Рамизу Омахановичу обратились с вопросом, как наградить Гази.
