— Ты хоть кофе выключил? — спросила она.
— Я и не включал, — ответил он, и она ощутила
странное тепло, что он сразу понял, о чем она подумала. — Я ждал твою
хваленую курицу.
— Сожрут другие. Или засохнет, как мумия.
Шоколад, как она заметила сразу, не простой солдатский,
толщиной в палец и размером с крышку табуретки, а словно бы его сложили здесь в
ожидании красивой женщины.
Олег оглянулся, спросил удивленно:
— Ты что, с оберткой жрешь?
Высокий, с выпуклой грудью, он в недоумении разводил
широкими руками, приглашая ее полюбоваться на перевивающие их мышцы, на могучие
косые мускулы, ровные квадратики живота. А пробитые, словно пулеметной
очередью, джинсы зияли столь откровенными дырами, что она молча фыркнула,
наморщила носик и с трудом оторвала взгляд.
— Кстати, — сказал он благожелательно, —
здесь есть ванная.
Она оглядела себя, поморщилась:
— Это было бы кстати, но… Это не то же самое, что
принимать ванну посреди Большого театра?
— Не важно, — буркнул он. — С твоей фигурой —
почему нет? Ты ванну обожаешь. Даже стерильно чистенькая лезешь под душ.
Запах, что шел от ее одежды, показался ей удушливым смрадом.
В ванную захотелось до писка в желудке, но все же спросила подозрительно:
— Выйдя из ванной, я снова споткнусь о запейтболенные
трупы?
— До трех раз, — проворчал он, — до трех раз…
Она вскинула брови:
— До или включительно?
— До, — ответил он. Оглянулся. — Ты еще
здесь?
Она не стала спрашивать, где ванная, хотя здесь ее отыскать
явно труднее, чем в апартаментах Националя, пошла наугад, и — слава женской
логике! — почти сразу наткнулась на красивые двери из незнакомого
материала. Толкнула, не поддались, потянула на себя — дверь с готовностью
открылась.
Хорошо, что она вовремя задержала дыхание. Вопль остался
внутри, колотился, как эхо, о ее ребра. Огромная ванная, роскошная, отделанная
так тщательно и со вкусом, словно над ней потрудились лучшие дизайнеры… сейчас
в пятнах плесени, везде желтая пыль, словно здесь работали шахтеры!
Кран поддался с огромным трудом. Она уже собиралась
прекратить борьбу, но вода все-таки полилась, темно-коричневая, дурно пахнущая,
словно злорадно ждала этого момента в трубах сотни лет. Стена настолько серая,
что Юлия сперва решила, что из матового стекла, но, когда провела пальцем, под
толстым слоем пыли обнаружилось огромное, как в зале для тренажа балерин,
зеркало.
Пока вода сбегала, постепенно превращаясь из коричневой в
желтую, а затем в почти чистую, Юлия поспешно вычистила поверхность зеркала.
Сейчас там отразилась женщина с нахмуренными тонкими бровями и решительным
лицом, запачканным, с комочками копоти на ресницах, но лицо умной, решительной
женщины, в меру загорелое, косметики чуть-чуть, не зря же татуашь подновляет
каждые полгода, глаза обрамлены натурально длинными ресницами, густыми, чуть
загнутыми на концах. Рыжие волосы красиво падают на лоб, почти до бровей,
тонких и изящно приподнятых на концах.
Едва ли не впервые с момента взрослости она засомневалась:
достаточно ли хороша? Нет, что хороша — это известно, все male-pigs выпадают в
осадок, когда она в шортиках выходит к киоску купить кока-колы, но хороша ли,
чтобы и этот шпион… или кто он на самом деле, пошел за ней, как гусь к водопою?
Хотя этот рыжеволосый не говорит, из каких он структур, что
понятно, но, как ей с холодком чудится, он не совсем из НКВД… или ФСБ. Может
быть, даже из ЦРУ, Моссад или какого-нибудь Сюрте. Она не помнила, что такое
Сюрте, но слышала, что такая существует и что она даже круче, чем рекламная
ЦРУ. Правда, непонятно, что это у них за игры такие с пейнтболом, но наверняка
скоро все расскажет, надо только суметь подлащиться.
Оглянулась на дверь, по ту сторону тихо. Почему-то
показалось безразличным, из какой он организации. В конце концов, мир
стремительно сближается. Благодаря Интернету люди чувствуют себя в одной
квартире, знакомятся и женятся через континенты, а вот вскоре на всей планете
воцарится один язык, одна культура… Понятно, какой язык и какая культура, но об
этом говорить неприлично, как будто признаваться в чем-то постыдном, а вот так
— один язык, одна культура — звучит и возвышенно, и со всех сторон правильно.
Так что если он из других организаций, то это как раз он ускоряет слияние
отдельных народов в единое человечество. Надо перестать смотреть с точки зрения
человека замкнутого племени, когда всякий чужой — враг…
Да ладно, она не единственный человек в России, кто мечтает
о добротной оккупационной армии. Сейчас две трети населения настолько ненавидят
изворовавшееся правительство, что приняли бы вступление войск НАТО
аплодисментами!
Вода уже бежала тонкой чистой струйкой. Правда, только
холодная, но после этого жаркого бега кожа впитывает влагу, как бедуин после
перехода через Сахару. В широких углублениях на краю ванны отыскались пакеты с
мылом, каким-то странным, непривычным, в грубой некрасивой обертке.
Юлия медленно намыливалась, вспоминала суровое и постоянно
напряженное лицо этого Олега. Да и какой он враг? Для женщин врагов нет. Для
них враги — только более красивые женщины, а мужчины… это существа, из которых
одним можно позволить заронить в себя семя, а других нельзя подпускать и на
пушечный выстрел.
Глава 7
Когда Юлия скрылась за дверью ванной, Олег торопливо задрал
рубашку. На правом боку намечается выпуклость, словно изнутри к поверхности
поднимается мяч для тенниса. Но вдобавок разбухает, наливается как горячим
свинцом. Если бы не приступы боли, можно бы и не обращать внимания, но это если
бы…
Он вошел в Интернет, и шарил по нудным сайтам, меняя пароли,
когда Юлия вышла из ванной сияющая и благоухающая. Стремясь смыть дурные
запахи, она вылила в воду, а затем и на себя, содержимое всех флакончиков, что
отыскала. Олег уже был в рубашке и брюках, довольно мешковатых, сразу скрывших
все великолепие его фигуры. На этот раз он показался ей играющим тренером
сборной по хоккею. Она присела рядом, счастливая, что смыла пот и грязь,
вытравила дурные запахи. А ее кожа, она знала, пахнет волнующе и нежно.
— Что это за место?
— Бункер, — буркнул он.
— Что?
— Бункер. На случай ядерной войны.
Она огляделась, брови поползли вверх.
— Так вот, значит, почему такая смесь милитаризма с
роскошью… Генералы собирались отсиживаться, пока мы там наверху будем дохнуть
от радиации?
Он искоса взглянул на нее. По губам пробежала едва заметная
усмешка.
— Это старый бункер. Тебя тогда на свете не было.
— Да? Значит, уже не прячутся?
— Прячутся. Только те бункера поглубже. И снабжены
получше.
