Она вспыхнула:
— Да иди ты…
— В ванную, — закончил он. — Там хоть мыло
есть?
— Какое-то собачье. Шампуней нет.
— Их тогда не существовало, — объяснил он
наставительно. — Разве я не сказал, когда это все готовилось?
Но отправился не в ванную, а снова порылся в просторных
ящиках. С изумлением она узнала в них допотопные холодильники. На стол полетели
массивные банки. Яркие этикетки объясняли, где курица с горошком, где ветчина,
где телятина. Красная и черная икра в таких же трехкилограммовых банках.
— А где консервный ключ? — спросила она.
— Ты что, — удивился он, — собралась есть на
ночь? Ты знаешь, сколько сейчас времени?
— Полагаю, — огрызнулась она, — уже утро. А
утром я всегда ем!
В его руке появился длинный нож устрашающего вида. Она
вздрогнула, лезвие с легким стуком вошло в банку чуть ли не по рукоять. Тремя
молниеносными движениями он вскрыл, криво и с рваными краями, но запах оттуда
вырвался на волю одуряющий. Она сразу вспомнила, что после занятий шейпингом
маковой росинки во рту не было, а курица в микроволновке… похоже… совсем
изжарилась.
— А тарелки здесь есть? — спросила она на всякий
случай.
— Есть, — ответил он.
Но Юлия уже поддела на кончик ножа ломоть ветчины, жадно
впилась зубами. Сладкий сок сразу потек в горло, она даже застонала от
наслаждения. Олег ел отвратительно степенно, сдержанно, еще чуть, и вовсе
мизинчик оттопырит, а Юлия махнула рукой на все манеры, на пикниках и то
держалась раскованно, а здесь далеко не пикник.
— У тебя хороший аппетит, — заметил он. —
Жрешь, как голодный крокодил.
Она мычала от удовольствия:
— Какие мы дикари… Какие дикари! С ума сойти. А сладкое
здесь есть?
— Все есть, — сообщил он. — Даже шампанское,
хотя здесь это совсем дикость.
— Дикость? — удивились она. — Это ж
цивилизация! Это культура. Где ты видишь шампанское?
Олег молча раскрыл дверки неприметного шкафа. Чутье
подсказало Юлии, что этот рыжеволосый из тех, кто в состоянии назвать по именам
все звезды на ясном небе, но не сумеет красиво откупорить игристое вино.
— Дай-ка я! — сказала она повелительно.
Он послушно протянул тяжелую бутылку. Юлия умело сняла
проволочную сетку, потащила затычку, но та, настоящая, из пробки, заупрямилась.
Юлия взболтнула, покрутила, пробка пошла вверх. Юлия не стала ее придерживать,
пробка бабахнула на другую сторону комнаты.
Праздничная пена полезла с таким напором, словно последней
оставшейся капле грозило немедленно превратиться в уксус. Юлия поспешно
наполнила фужеры. Оранжевая жидкость плеснула на стол, залила скатерть.
Олег сказал иронически:
— Тебе, в самом деле, кажется, что далеко ушла от тех
диких времен?
— Конечно!
— Но шампанское, — заметил он, — можно
откупорить и не разливая… Однако так делали тысячи и тысячи лет наши лохматые
предки. Ну, не с шампанским, правда. Всегда сперва богам, а потом себе в чашу.
А на тарелках оставляли еду. Для домовых, умерших родителей… Гм, компьютеры и
суеверия…
Голос его был замедленный, успокаивающий, а в глазах
появилось задумчивое выражение. Он что-то вспоминал, прикидывал, сравнивал.
Бокал медленно поднялся на уровень глаз. Шампанское играло, искрилось, брызгало
крохотными фонтанчиками. На кончике его носа заблестели крохотные бусинки. Юлия
засмеялась. Она помнила, что глоток шампанского всегда окрашивает ей щеки
здоровым румянцем, а глаза начинают блестеть красиво и загадочно.
Она коснулась губами края бокала. На оранжевой поверхности
все еще подпрыгивали крохотные, как во время дождя, фонтанчики. Сразу ощутила,
как губы наливаются горячей кровью, разбухают, даже красиво загибаются без
всякой татуаши. А с татуашью так и вовсе неотразимы…
Она посмотрела в зеленые глаза, Олег поцеловал ее твердыми
губами. От него пахло шампанским и почему-то соленым морем. В голове приятно
шумело. Она не чувствовала опьянения, но сделала вид, что захмелела. С
расслабленной улыбкой сбросила блузку, сделала вздох и повернулась чуть боком,
чтобы он лучше оценил безукоризненную линию ее груди.
Не отрывая от нее взгляда, он протянул руки. Странно, успела
подумать Юлия.
— От него пахнет крепкой мужской кожей, свежестью,
словно не полз по трубам, не падал на тюки грязной одежды. Вообще грязь и пыль
с его кожи словно… словно смыло.
Жар, которого она уже давно не ощущала от прикосновения
мужского тела, прокатился по коже, ушел вглубь, кровь вспыхнула…
Глава 8
Она помнила свой вскрик, все нервы воспламенились. Потом,
когда прошла вечность, она смутно ощутила свое тело на широком диване. То, что
осталось от тела. Каждая клеточка горела в диком огне, таком восторге, о
к-тором она даже и не подозревала раньше.
В поле зрения появилось крупное лицо с запавшими зелеными
глазами. Похожие на лесной омут, они сдержанно улыбались. На верхней губе
темнела корочка засохшей крови. Сейчас твердые губы раздвинулись, изображая
улыбку, от этого движения выступила алая капелька.
— Как красиво!.. Эти слезы… просто жемчужины.
— Прости, — шепнула она, улыбаясь. — Я не
знала, что можно вот так… От меня один пепел, да?
— Головешка, — ответил он. — Но еще в
состоянии загореться.
Она взмолилась:
— Ой, не надо! Смешно, но боюсь, второго раза не
переживу. Или хуже того…
Она испуганно оборвала фразу.
— Что? — спросил он. — Что тебя пугает?
— Что все испортим, — прошептала она. — Так
не бывает. То, что случилось… может случиться раз в миллион лет. Я не верю во
второй шанс.
Он лег рядом, она затрепетала от его близости. Жар его тела
снова коснулся ее кожи, растекся, просочился вовнутрь, и снова в каждой
клеточке воспламенилось, погнало горячие волны по спинному хребту.
Она закрыла глаза, отдаваясь сладостному чувству. Этот
мужчина сильнее. Как хорошо это признать, как сладко и защищенно в его руках!
Когда огненный шар прокатился по спине и ударил в мозг, у
нее вырвался крик, за который она убила бы себя раньше. Все тело стало размером
с галактику, а сейчас звезды и туманности полыхали жарким огнем, все
пространство горело в наслаждении. Она чувствовала его руки, его губы, потом он
что-то прошептал ей прямо в ухо, это было очень эротично и вместе с тем успокаивающе,
словно он губами пощекотал перед сном ребенка.
Она улыбалась, летала с птицами, а когда распахнула
удивленно глаза, рыжеволосый герой сидел за столом, перед ним целый ворох
бумаг, он разглядывает их пристально и сердито. На лбу морщинка стала глубже, а
складки у губ отвердели и вздулись твердыми валиками.
