Нечеловеческая боль пронзила все тело. Хотя плоскогубцы
сжали только кончик пальца, раздавливая ноготь, но раскаленные иглы
воспламенили все нервы, боль прожгла до пяток, а в мозгу взорвалась атомная
бомба.
— Хорошо, — сказал Кропоткин довольно. —
Вижу, не равнодушен… Давай дальше.
Кончик второго пальца превратился в кровавую лепешку. Сквозь
адскую боль и грохот крови в ушах Олег все же слышал легкий хруст, с которым
плоскогубцы крушили фаланги пальцев.
Когда палач закончил с правой рукой, он оглянулся на
Кропоткина, тот нахмурился и всматривался в лицо пленника с новым выражением на
лице. Сержант взял молоток и попросту раздробил все ногти на левой, а затем
присел, сопя, на корточки и деловито разбил все фаланги пальцев на обеих ногах.
Олег терял сознание, но уколы тут же возвращали его в камеру
пыток. Кропоткин зловеще растягивал губы, в глазах ярость, а слова вылетали как
пули:
— Я не знаю еще, что у вас там за подготовка, но я тебя
сломлю, сволочь!..
Я уже сломлен — пытался прохрипеть Олег, — я уже
никто, — но другая часть сознания упорно блокировала его хрипы и даже не
позволяла кивнуть, когда Кропоткин спрашивал, прекратить ли, будет ли говорит.
Наконец в красном тумане прозвучал раздраженный голос:
— Мне надо отлучиться. Вызови Крюона и Меддинга. Они
спецы по психотропным, пусть поработают.
— А что мне?
— Поможешь им, дубина. И поучись.
— Будет сделано!
— Я скоро вернусь, — пообещал Кропоткин.
Фигуры покачивались, расплывались, затем одна начала
уменьшаться, исчезла. В шею кольнуло. Он понял, что новый наркотик ввели прямо
в вену. Сердце заколотилось неистово, в груди нарастала острая боль. Он
чувствовал, что сердечная мышца работает за пределами своих возможностей, вот-вот
разорвется, лопнет, сгорит от перегрузки, в то время как отравленная ядами и
наркотиками кровь с шумом несется по расширенным до предела кровеносным
сосудам…
Он ощутил, что кровь уже начинает проступать через кожу,
кровавый пот… Кто-то из палачей тоже заметил, покряхтел, но ввел ему лошадиную
дозу расслабляющего. Олег решил было, что его решили поберечь, но другой палач
тут же вкатил чуть ли не ведро мощнейших стимуляторов.
Видеозапись, как понял Олег, явно не ведут, иначе больше
сумели бы узнать, сравнивая его мимику с ответами, правильно расшифровывая
паузы и непроизвольные движения лицевых мускулов. Но здесь армейская пыточная,
грубая, свирепая… но надо признать, эффективная. Ни один пленный не выдерживает
такой допрос больше часа, а специально подготовленные в лучших тайных
институтах агенты, как он знал, раскалываются к концу первых суток.
Когда измученные палачи оставили его, а сами сели
перекурить, явился Кропоткин, оглядел критически. Красивое холеное лицо
дергалось, в серых глазах кипела ярость.
— Отвязать, — велел он.
Сержанты с неохотой принялись снимать стальные скобы. Олег
даже не ощутил, в самом ли деле кровь пошла в занемевшие члены. Сознание то
покидало полностью, он чувствовал, как холодеет тело, а сердце перестает
трепыхаться, то по уцелевшим нервам пробегал огонь, они раскалялись, как
горящая проволока.
Олег остался сидеть, но сержант схватил, за волосы, выдернул
из кресла и с наслаждением швырнул через всю комнату. Олег ударился о стену, в
мозгу вспыхнули искры. Затем щеку обожгло холодом. Он понял, что лежит на
металлическом полу.
Сверху раздался злой голос Кропоткина:
— Не издохнет! Я чувствую людей. Не издохнет, а завтра
начнем сначала.
Что сначала? — пронеслось в мозгу Олега. — Ногти
уже расплющены, суставы сломаны, ребра перебиты… Что еще? Нервы горят, печень
отравлена, почки отбиты…
За ним пришли не на следующий день, а буквально через
минуту. Хотя, возможно, прошли сутки или месяц — он в горячечном бреду не
чувствовал времени. Снова били сапогами, тушили о его щеки сигареты, подключали
ток. Если бы тело не зафиксировали стальными захватами, он бы сломал в
судорогах позвоночник или шею. Когда его, охрипшего от крика, освободили от
зажимов, он сам сполз как медуза на пол, а сверху прозвучал ненавистный голос:
— Так, уже надломили… Еще чуть, узнаем все.
— Господин Кропоткин, — прозвенел в сознании
комариный писк, голос раздавался словно изнутри головы, Олег с трудом заставлял
себя помнить, кто он и что с ним происходит. — Господин Кропоткин, тогда
лучше продолжить?
— Нет, — раздался голос Кропоткина. — Он уже
ничего не ощущает. А за пару часов чувствительность восстановится.
— Или околеет.
— Или околеет, — согласился Кропоткин. — Что
ж… По крайней мере, ребята отвели душу. Но я уверен, что завтра им еще
позанимаемся. Он нам ответит, кто он и что знает. И может быть, выведет на след
их самого главного — таинственного Олега!
Он был, как полагал, в глубоком беспамятстве, но даже так
ощутил, что по всему помещению пронесся холодный ледяной ветер, принес ледяную
крошку, и та посыпала всех словно по голому телу. Если бы это происходило пару
сотен лет назад, сейчас бы все крестились, бормотали на разных языках и
хватались за обереги, амулеты, мощи и высушенные лягушачьи лапки. Похоже, имя
этого человека чем-то могло нагнать страх. Но кто был тот человек?.. О ком это
Кропоткин?
Безжалостные руки грубо тормошили, переворачивали. Ему снова
закрыли глаза повязкой, грубо и безжалостно, но он даже с плотно закрытыми
глазами различал их всех по запаху. Его подняли, прижали к стене, растянули
руки в стороны. Он чувствовал холодное прикосновение металла к правому
запястью, затем к левому. Похоже, его приковали к трубе, что спускается с
потолка и уходит в пол.
Вдобавок ему приковали даже ноги. Хотя его уже искалечили,
но десантники не оставляли ему ни единого шанса.
Ни малейшего.
Глава 13
Шаги затихли. Щеку все так же обжигал холод металла. Все
тело стонало, распадалось на части. Удары молотка вколачивали в череп острые
гвозди. Самые острые и длинные — в виски. Но горячий туман в мозгу медленно
рассеивается. Он чувствовал, что спинной мозг выплескивает в кровь миллионы
свежих кровяных телец, те разжижают отраву, разносят и кислород по телу, а не
только разрушающие частицы яда и наркотиков, даже начинают вымывать из тела
чужое, капсулировать, выдавливать через кожу на поверхность, где неведомые силы
очистят, уберут, сотрут… Сейчас даже с повязкой на глазах он различал каждую
деталь в помещении, чувствовал ее форму, вес, плотность.
Страшась двинуть и бровью, он послал мысль по измученному, изломанному,
искалеченному телу. Усталое сердце, что почти останавливалось, всхлипнуло и с
усилием начало качать кровь. Антитела, фагоциты, остатки защитной системы
— все спешно захватывало частички яда. Селезенка
вздохнула и тоже начала выпускать в помощь спинному мозгу миллионы свежих
частиц крови, незараженных, не пораженных ядовитым газом и вакцинами. Мозг
заработал быстрее, а по всему телу поднялась температура, пошло знакомое
жжение, он буквально чувствовал, как спешно идет ремонт, как восстанавливаются
раздробленные суставы, наращиваются порванные сухожилия… Кровоподтеки и ссадины
— потом, сперва окончательно выдавить через кожу остатки яда, соединить
перебитые кости…
