— Ну…
— Есть еще большой процент существ, которые именуют
себя интеллигентами, — продолжал он брезгливо. — Эти существа до
свинячьего писка боятся сделать шаг в сторону от своей интеллигентности. Если
принято считать, что интеллигент — это тот, кто не признает нацистов, то это
существо будет так и говорить. Если же завтра некие мировые авторитеты скажут,
что быть фашистами вполне интеллигентно, даже особенно интеллигентно, эти
существа тут же объявят себя фашистами.
— То же самое…
Он улыбнулся:
— Нет. Не потому, что фашисты у власти, а потому, что
так сказал Учитель! Этим существам не так важно быть у власти. Им куда важнее
быть интеллигентами. Но своего ума не хватает… а кому его хватает?.. вот и
ловят каждое слово мировой общественности о новых… или вечных, какая разница,
ценностях… Третья причина: быть как все люди. Как все люди — сейчас считается
быть теми, кто при словах фашист, нацист, патриот, террорист брезгливо морщится
и начинает уверять громко, что он этих людей вообще не считает за людей.
Тележка замедлила ход. Олег присматривался, светил фонариком
в потолок. Наконец радостно вскрикнул:
— Вот оно!..
— Люк?
— Через полчасика будем ужинать на берегу озера, —
пообещал он. — Так что, заканчивая тему, сообщу, что среди фашистов жулья
сейчас как раз меньше всего. Какой жулик станет на сторону пинаемого властями,
прессой, церквями и богомольной интеллигенцией? Ну, разве что самый умный и
дальновидный… Зато на стороне партии власти все остальное жулье — мелкое,
подлое и тупое. Единичные честные люди тонут в том море, как искорки в параше…
— Потому и не… ликвидировал? — спросила она.
— Я вообще не люблю убивать, — ответил он
строго. — И всегда стараюсь этого не делать.
Он встал на тележке на цыпочки, цепкие пальцы ухватились за
края люка. Плечи напряглись, она видела, как вздулись на шее толстые жилы.
Похоже, в других условиях понадобился бы лом, но сейчас крякнуло, ей на голову
посыпалась ржавчина, толстый железный круг откинулся.
Черная труба уходила вверх по прямой и тонула во тьме. Олег
подпрыгнул, ухватился там внутри, ноги качнулись и пропали. Юлия прислушалась,
в черепе было горячо и больно. Мысли плыли серые и тяжелые, как клочья тумана,
но одна возвращалась снова и снова: что-то он слишком болтлив для шпиона. Как
будто пытается ей что-то внушить. Убедить. Завербовать на свою сторону.
Глава 17
По голове легонько стукнуло. Она отшатнулась, на колени
свалился железный крюк, от него в трубу тянулся тонкий тросик. Зябко вздрагивая,
она поспешно зацепила его за петлю на поясе. Трос тут же начал натягиваться, ей
даже почудилось, что она слышит жужжание моторчика.
Олег ждал, стоя на толстых железных скобах. Одной рукой
принял ее, придержал, пока зацепилась, его рука скользнула к ее поясу.
— Держишься?
Жужжание прервалось. На миг ее ноги зависли над бездной.
Затем Юлия ощутила, как ее прижало спиной к железным прутьям.
— Хватайся! — услышала она шепот в самом ухе.
Она послушно развернулась, ноги нащупали металлическую
жердочку, а пальцы ухватились сперва за стойки — до чего же узко! — затем,
как птица на ветке, судорожно обхватила и сжала прут на уровне лица.
Ладонь со спины тут же исчезла. Вверху затопало, слегка
лязгнуло. Сверху ворвался столб света, который показался ярким солнечным, не
сразу поняла, что там либо начало рассвета, либо поздний закат.
В трубу обрушился настолько чистый свежий воздух, что грудь
судорожно раздулась. С легким щелчком отлетела пуговичка на блузке. Юлия
ступила на ступеньку, голова поднялась над краем на уровень глаз. Со всех
сторон зеленая трава, земля рыхлая. Прямо перед нею крупный рыжий муравей
деловито тащит упитанного жука. Жук слабо шевелил лапками. Муравей явно
намеревался перебежать по металлической крышке люка, но наткнулся на край, едва
не свалился, в нерешительности застыл, поводя сяжками над бездной.
Юлия приподнялась еще на ступеньку. Крышка лежала, примяв
траву, рядом. Олег тоже распластался, рассматривал в бинокль окрестности.
Издали донесся шум приближающегося автомобиля, Юлия замерла, но шум некоторое
время усиливался, затем исчез в другом направлении.
— Автострада, — прошептал Олег. — Здесь на
нее секретный выход…
— А нам куда?
Он буркнул:
— Не на автостраду точно. Пошли.
Она поднялась, чувствуя себя бомжихой, что даже одежду отыскала
в мусорных ящиках. Сзади лязгнуло, Олег аккуратно приладил крышку на место,
сверху опустил толстый слой дерна, расправил полегшие стебельки травы. Отошел,
осмотрел придирчиво: даже он не сразу отличит, в каком именно месте они
вынырнули из-под земли.
Деревья здесь огромные, дикие, суровые, словно и не
подмосковные, а в нетронутом Уссурийском крае. Олег вел ее напролом через
кусты, под ногами пружинил густой мох, между толстыми стволами блестели нити
паутины, настолько громадные, словно здесь никогда не бродили ни люди, ни
звери.
Когда деревья расступились, открывая вид на озеро, Олег
вздохнул с облегчением. Юлия посмотрела на него с подозрением. Похоже, шпион не
был уверен, что выберутся благополучно. Или был готов к тому, что не застанет
вон тот крохотный домик у самой воды…Простой, неказистый, похожий на хатку в
прошлом зажиточного колхозника, а теперь полузаброшенный, с поврежденной ветром
крышей. После номера в Национале, когда Олег показал, какими деньгами
располагают их тайные службы, она ожидала увидеть барские хоромы в три этажа,
подземный гараж, бассейн и скульптуру девушки с веслом.
Дом посреди садового участка, хотя это не участок, а
все-таки настоящий сад: деревья стоят редко, вольно, тоже отпущены на полную
свободу.
К оградке подбежал лохматый пес, сказал гав, тут же,
извиняясь, помахал хвостом: мол, служба такая. Олег молча открыл калитку, пес
кинулся на грудь, намереваясь лизнуть в щеку. Олег так же молча отпихнулся,
брезгливо вытер локоть.
К дому прошли по утоптанной дорожке. Юлия молча шла рядом,
босыми ступнями чувствовала прохладу земли. Все здесь покойно, даже поверхность
озера похожа на застывшее стекло. Еще немного идиллии, и можно писать картину
Над вечным покоем.
Олег постучал, но ответом была настоящая, почти церковная
тишина. Дверь отворилась без скрипа. Юлия вошла следом за Олегом, сбитая с
толку и разочарованная.
И вот теперь ей показалось, что вошла в княжеские покои.
Такими она представляла либо княжеские, либо царские — тех, первых царей. Стены
из благородного дерева, рогатые головы громадных лосей, оленей, между ними мечи
и громадные топоры, а когда взглянула на боковую стену, чуть не отпрыгнула:
прямо в глаза смотрел дикими красными очами разъяренный вепрь, великанский,
клыки размером со столовые ножи, а за ним — головы медведей, барсов…
