Он замолчал на полуслове. В соседней комнате скрипнула половица.
В дверном проходе показалась стройная фигура молодой девушки, на голове тюрбан
из влажного полотенца, длинный цветной халат до пят, растоптанные шлепанцы на
тонких изящных ступнях.
Россоха улыбнулся:
— Вот и твоя певчая птичка проснулась. Такая женщина
сама по себе может сделать этот мир уютным.
— Почему не для тебя?
Россоха провел дряблой ладонью по седым, уже редеющим
волосам:
— Я такой женщины еще не встретил.
Юлия улыбнулась Россохе, неслышно подошла к Олегу сзади,
тихо поцеловала в затылок:
— Заткнись, мой замечательный зануда… Я слышала только
твой голос! Ты уже замучил нашего замечательного хозяина.
Кровоподтеки сошли за ночь, а остатки желтизны она умело
укрыла косметикой. Сейчас она выглядела снова свежей, полной сил, а глаза
смотрели с вызовом.
Россоха вытащил из ящика и бросил на стол небольшой бумажный
пакет.
— Паспорта, — сказал он буднично, — кредитные
карты, водительские права, право на огнестрельное оружие… Но самого оружия нет,
пусть эти бумаги будут смотреться как выпендреж новых русских.
Юлия с волнением раскрыла свой новый паспорт. С цветной
фотографии на нее высокомерно смотрела жгучая брюнетка азиатского типа. Глаза
раскосые, узкопленочные, нос картошкой, скулы широкие, зубы чересчур крупные…
— Да вы что? — вырвалось у нее. — Да эта… эта
образина… я разве на нее похожа?
Россоха сказал с мягким упреком:
— А вы, оказывается, расистка?
Она от возмущения задохнулась, а Олег бросил нетерпеливо:
— Ты лучше затверди свое имя и фамилию. Остальное тебя
не касается.
— Меня не касается собственная внешность?
Россоха мягко взял ее за плечо, усадил в кресло. Когда через
полчаса она встала, даже не через полчаса, прошло едва ли минут двадцать, из
зеркала на нее смотрела женщина, изображенная на фото. Бесцветным клеем Россоха
подтянул уголки глаз, что-то сделал с веками, в нос запихнул пластмассовую
распорку, из-за чего изменился не только нос, но и голос, нарастил скулы, да
так искусно, что она сама практически не отличала искусственное от
естественного, а когда он проделал нечто скверное с ее прекрасными зубами, у
нее вырвалось:
— Так и останется?
— Только на время перелета, — успокоил Олег.
— Господи… Мне кажется, это мои собственные зубы! Я
что, жевала табак?
— Или бетель, — ответил Россоха.
Голос его был будничным. Она не рискнула спрашивать такого
благородного человека, что за пошлость он имел в виду.
Глава 21
Шоссе мягко стелилось под колеса. Когда вырулили на
Окружную, стрелка спидометра дрожала на ста двадцати, но Юлии казалось, что
стоят на месте: справа и слева, как и впереди, все двигались на одной скорости,
разве что изредка проносился какой-либо лихач. Идеально ровное шоссе создавало
иллюзию, что машина вертит колесами на месте.
— Чудесно, — прошептала Юлия. — Поверишь ли,
я никогда не ездила в таких машинах.
Олег покосился удивленно:
— Разве? С такой фигурой…
— При чем тут фигура? — спросила она враждебно.
— Ну, всякий остановится и предложит подвезти, куда
скажешь.
— Но я не ко всякому сяду, — отрезала она.
Настроение чуть испортилось. Неужели он считает, что она, с
ее идеальной фигурой и длинными ногами… а также высокой грудью и длинными
роскошными локонами… и красивыми глазами, естественно, готова сесть в любую
богатую тачку? Правда, сейчас она — восточная женщина, богатая, надменная и
красивая… по-своему, но внутри у нее по-прежнему трясется испуганный зайчик,
дергает носиком и закрывает глаза белыми пушистыми лапками.
По дороге к аэропорту их несколько раз обгоняли, но Олег вел
машину ровно и спокойно, играя зажиточного, но расчетливого автовладельца. Он
тоже был жгуче-черный, смуглый, со всеми признаками потомка славного хана
Узбека, который пока еще не пойман ни на чем незаконном…
Юлия про себя твердила, что она — Зарифа Садыкова, что по
всем вопросам лучше обращаться к мужу, вот он рядом, он не любит, когда она
раскрывает рот, а она лучше помолчит в тряпочку, господин инспектор.
В аэропорту слегка удивились, что они без багажа, но Олег
сказал гордо:
— Настоящие джигиты не возят за собой тряпки!.. Все,
что моим женщинам нужно, я покупаю на месте!
Он свысока оглядел работников аэропорта, которые не в
состоянии купить женам лишнюю пару колготок. Те помрачнели и отвернулись. Юлия
поняла, что сейчас можно пронести хоть гранатомет, если бы в нем возникла
нужда.
Ко входу подали два автобуса. В один ринулись толпой, Юлия
сделала движение тоже со всеми, ведь мест может не хватить, в аэропорту это
сплошь и рядом, последние пассажиры остаются ждать следующего рейса, а то
еще вдруг какой депутат вздумает навестить избирателей, тут же кого-то из
пассажиров попрут. Понятно, задних…
Олег придержал за руку:
— Дура ты, Зарифа!.. Для людей — вон тот автобус.
Он говорил громко и нагло, его тут же перестали замечать.
Сейчас он мог бы расстегнуть ширинку, ходить с высунутым языком, все взгляды
упорно скользили мимо, из опасения, что этот чучмек начнет навязывать свое
общество им, приличным людям.
В автобус погрузилось всего двенадцать человек. К самолету
подали два трапа. В то время как на том, что ближе к хвосту, народ толпился и
лез вперед, отпихивая друг друга и оттаптывая ноги, здесь все вышли чинно,
уступали один другому дорогу, не спешили. Только у некоторых в руках были
чемоданы, у остальных при себе кейсы, ноутбуки, у женщин — крохотные сумочки.
Когда Юлия поднялась по трапу, с благоговением поняла, что
это и есть тот самый сказочный первый класс, о котором слышала только краем
уха. В салоне всего двенадцать кресел. Не по три в ряд, а по два. Между
креслами просторно, можно встать и выйти, не беспокоя соседа. Для обеда — не
откидная дощечка на спинке кресла впереди, а настоящий столик для каждого!
Едва уселись, милая стюардесса сладким голоском
поприветствовала уважаемых пассажиров на борту их лайнера, объявила правила,
когда и как курить, а Юлия украдкой оглядывала крохотный салон, солидных
пассажиров, всего две женщины, если не считать ее, обе одеты строго и настолько
элегантно, что Юлия ощутила острое желание вышвырнуть обеих из самолета. Не
сейчас, а когда поднимутся повыше.
Олег шепнул:
— Отдыхай. Я сейчас вернусь.
— В туалет? — прошептала она.
— Ну вот, — ответил он громким шепотом, —
опять ты за свое!.. Не занимаются этим стюардессы. Пока в полете, понятно.
Некогда им, дура! Понятно?
