— Гинеколог? — переспросила она. — Ах,
поняла… Только не знала, что есть такая профессия. Хорошо платят?
Он сказал опять же после едва заметной паузы:
— Да как тебе сказать…
— Понятно, — прервала она. — Тебе кофе
крепкий или побережем здоровье?
Он ответил, как она и полагала, крепкий, хоть в этом беря
реванш за свой приступ, за явно маленькую зарплату, иначе бы распустил павлиний
хвост, все мужчины бахвалятся. Хорошо, хоть не соврал, что ходит в министрах и
гребет в валюте… Или что приступ — следствие контузии в ходе важной
правительственной операции по освобождению заложников.
Она спросила подозрительно:
— Что так смотришь?
Он отвел взгляд в сторону:
— Да так… Ничего.
Его пальцы коснулись решетчатого кожуха большого
вентилятора,
Юлия предупредила:
— Сломан. Что-то перегорело или отсоединилось…
— Жаль, — ответил Олег. Он пощупал коробочку
пульта, хмыкнул, ткнул пальцем в кнопку. Лопасти медленно пошли по кругу, тут
же слились в серый круг. По комнате пошел ветерок.
Юлия вздрогнула:
— А ты не победитель конкурса Золотые руки? Кофемолка у
тебя мелет, вентилятор дует… — Снова она уловила его взгляд на себе. Странный,
тоскующий, а совсем не тот, какой мужчина бросает на молодую красивую
женщину. — Что-то не так?
— Так-так, — ответил он торопливо. — Что у
тебя это за зверинец на подоконнике?
— Ты не знаешь? — удивилась она. — Через
четыре с половиной месяца мы войдем в третье тысячелетие! По всей планете…
почти по всей!.. готовится грандиознейший праздник! Уже можно запасать
шампанское и эту… как ее… рождественскую индюшку.
— Индейку.
— А есть разница?
Его левая щека дернулась, а губы изогнулись зло и невесело.
— Праздник! Снова праздник, черт бы все побрал… Когда
работать и работать… Веселье… Третье тысячелетие! Как все еще верят в
волшебство!
— В волшебство? — переспросила она удивленно.
Клочья пластика трещали, отдирались вместе с куриной кожей, сухо лопались, как
фанера. — При чем тут волшебство?
Он придвинул ногой кресло, сел. Лицо его оставалось бледным,
голос — невеселым, но теперь Юлия уловила нотки сильнейшего отвращения.
— Какую только магию не приписывают… всего лишь удобной
точке отсчета! Иудеи считают от сотворения мира, мусульмане — от рождения
Магомета, христиане — от рождения Христа. Совсем недавно договорились принять
за точку отсчета предполагаемую дату рождения Христа. До тысяча семисотого года
у нас был восемь тысяч какой-то!.. Еще круче, верно? А можно вообще от первых
костей кроманьонца. Тогда сейчас на календаре был бы два миллиона какой-то год.
Тупым хоть головы поразбивай, твердят, что с первого января двухтысячного года
— третье тысячелетие! Первоклассник знает, что лишь последний год второго. А до
третьего — еще год. — Она смолчала, и он понял по ее смущенному лицу, что
и она, человек с высшим образованием, тоже считает двухтысячный год уже началом
третьего тысячелетия. — А как будут разочарованы утром, — сказал он
насмешливо, — когда ничего не произойдет! Когда и в третьем будет все то
же, что во втором. И придется идти на проклятую службу, в опостылевшие вузы, в
противные школы…
— Я разочаровываюсь каждое утро, — сообщила
она. — Тем, что приходится просыпаться, идти на эту проклятую работу… И
никакого просвета, ничего не меняется! — Курица наконец заняла свое место
в микроволновой печи. Юлия покрутила колечко на таймере, обернулась. —
Сполоснусь под душем, — сообщила она. — Это быстро. Займись
чем-нибудь! Вон там диски DVD, даже энциклопедия есть. Ты, похоже, из тех, кто
справочники читает?.. Курица будет готова через пятнадцать минут, я выйду через
десять.
Он не ответил. Юлия проследила за его взглядом. Ее гость
повернулся к окну, рассматривал оконную раму. Юлия уже и забыла, что там вон, в
ее стерильно чистом мире, на белоснежной раме сереет неопрятный продолговатый
комок. Она несколько раз, когда мыла стекло, проходила и по нему мокрой
тряпкой, но куколка вцепилась в дерево как клещ, держится.
Прошлой осенью в открытое окно откуда-то снизу вползла
толстая мохнатая гусеница. Юлия панически боялась любых червяков, потому сразу
же начала искать, чем бы прихлопнуть… Но тут раздался телефонный звонок,
взволнованный голосок Валентины, школьной подруги, пропищал умоляюще, что не
могла бы приехать, нелады с мужем, ребенка оставить не на кого, а этот идиот
уже и телевизор вышвырнул из окна: счет футбольного матча не одобрил…
Пришлось срочно выскакивать, мчаться на другой конец города,
улаживать, сидеть с перепуганной подругой, потом люди в милицейской форме,
протоколы и прочие бумаги, наконец дурака увели в участок, а ей пришлось
заночевать…
Прямо от подруги с утра на службу, коллеги острили, что раз
не переоделась, то ночевала не дома. Наконец добралась домой, приняла душ,
поела вволю и только к самому вечеру, подойдя к окну, увидела, как гусеница
старательно прикрепилась к раме возле самого стекла, так что со стороны
казалось, будто две толстые гусеницы остановились передохнуть. По телевизору в
этот момент начался любимый сериал, а после сериала ток-шоу про одиноких женщин
затянулось далеко за полночь…
На следующий день гусеница сморщилась, с шеи начала сползать
шкура, а затем выглянул острый нос блестящей ракеты. Чуть позже шкура высохла и
свалилась клочьями, а остроносая с обоих концов куколка, чем-то похожая на пулю
и на космическую ракету разом, осталась на раме. Юлия с нею примирилась, но
когда мыла окно, то мокрой тряпкой безжалостно проходилась и по ней. Впрочем,
прочные доспехи выдерживали такой натиск, как на природе выдерживают дожди.
Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелей
высунулись гадкие шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения,
остановилась за спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками,
что просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнуло
тоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с огромными,
еще невидящими… или видящими?.. глазами.
— Трудно поверить, — сказала Юлия, — что из
гусеницы получается бабочка!
— Еще как трудно, — ответил Олег. Он даже не
обратил внимания, что Юлия положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так,
что ее полные груди провоцирующе коснулись его затылка. — Сколько раз
такое видел…
— Ты не специалист по насекомым?
— Увы, — ответил он со вздохом, — всего лишь
по людям.
Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его руки
сграбастали ее за талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на миг
прижалась к широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстро
пошла сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешно
высвободилась:
