— Здравствуйте, — сказала Елена, стесняясь. —
Вот…
Лохмача рассматривали, переглядывались, крутили головами.
Елена видела недоумение в глазах, собачники явно не знали, что сказать, один
попытался протянуть к Лохмачу руку, тот показал ему клыки. Второй предложил
кусочек печенья, Лохмач его проигнорировал.
— Обученный, — определил собачник.
— Но не агрессивный, — добавил второй. —
Конечно, при такой комплекции можно жить и без драк…
— Это не ротвейлер, — сказал один из
ротвейлеристов. Его собственный пес, толстый черный, с подпалинами, сидел в
сторонке и трусливо смотрел на новичка. — У ротвейлеров шерсть покороче.
— Ротвейлеры помельче, — добавил второй
безжалостно. У него самого, как знала Елена, было нечто маленькое,
лохматое. — Это… мадагаскарский дог, наверное…
— А есть такие?
— Ну, бордоский. Или миланский.
— Да нет таких пород! Он похож на сенбернара, только
шерсть покороче и… не такой рыхлый.
Теперь Елена и сама заметила, что ее Лохмач, в сравнении с
остальными псами, выглядит как бульдог рядом с карликовыми пуделями. Мышцы
перекатываются под гладкой кожей, в нем чувствуется свирепая сила. Остальные
собаки это заметили, даже самые задиристые присмирели, бегали кругами в
сторонке, на новичка смотрели трусливо.
— Это из новых пород, — заявила женщина. —
Теперь чуть ли не каждый день — новые породы. Эти новые русские таких
собак-убийц выводят!
— Да не новые русские, — возразил мужчина. —
Что вы такое говорите!.. Новые русские могут только пальцы веером. Собак они
покупают на Западе. Кто-то купил, привез, а как обращаться, не знает. Вот в
грозу пес и убежал…
Ротвейлерист предложил:
— Вы его пустите побегать.
—Как?
— Да сделайте вот так рукой… Нет, вот так! И скажите:
Гуляй!
Елена сделала, Лохмач посмотрел на нее с укором, лег у ее
ног и положил морду на лапы. Глаза были тоскливые.
— Не заболел? — спросила женщина.
— Тоскует, — определил ротвейлерист. — Если
бы знал, как найти хозяина, уже помчался бы… А так лежит и ждет, когда за ним
придут.
— Да, — сказала женщина с чувством, — они нас
считают большими и всемогущими!
Два дня Лохмач жил у нее тихо и мирно. Сделанную работу
Елена большей частью отправляла на службу по Интернету, но два раза в неделю
должна была, нужно или не нужно, показываться на службе лично. Сегодня был как
раз такой день, она тревожилась, оставляя пса одного, собачники нарассказывали
ужасов, что творят их любимцы в отсутствие хозяев: даже крохотные пуделя
обдирают двери и обои, вытаскивают из шкафов шубы и рвут на клочья, собаки
покрупнее за десятиминутную отлучку в щепы размалывают не только табуретки на
кухне, но и гарнитуры…
— Пожалуйста, — уговаривала она дрожащим
голоском, — не грызи, не ломай здесь ничего!.. Я бедная, я жалобная, я и
так никудышная!.. Если ты что-то испортишь, я уже никогда не смогу ни купить
новую вещь, ни даже отремонтировать!
Пес посмотрел укоризненно, но даже не поднялся, чтобы
проводить ее до дверей. От него по-прежнему веяло тоской и безнадежностью.
Обратно она не бежала, а летела на крыльях. На свой этаж
поднялась едва ли не раньше лифта. Второпях не могла попасть в замочную
скважину, а когда открыла, сердце екнуло. В прихожей было пусто.
Она пробежала в коридорчик, тоже — пусто. С замершим сердцем
вбежала в комнату. Огромная черная туша лежала на том же месте, где Елена
оставила, это чудовище. Голова даже не шелохнулась, только веки поднялись. Она
ощутила на себе взгляд коричневых глаз. — Ты болеешь? — вскрикнула
она.
Уже без страха пощупала ему нос. Если сухой и горячий, то,
скорее всего, заболел, а если холодный и влажный…
Под пальцами было прохладно. И совсем не сухо.
— Так что же с тобой? — спросила она
жалобно. — Нельзя же так тосковать… Все наладится!.. Ладно, отдыхай. Я
приму душ, а потом поужинаем вместе.
Она оставила дверь в ванную открытой. Пес лежал как темная
глыба, даже не смотрел в ее сторону, однако впервые за последние годы ей стало
надежно и как-то защищенно. Когда в квартире такой большой и сильный зверь,
мимо ее двери будут проходить на цыпочках.
Ужинали вместе. Она сварила мясной суп, а затем разделила
поровну. Пес нехотя дополз на кухню, черный нос брезгливо подергался. Елена
сказала жалобно:
— Ну что еще?.. Я не знаю, что тебе готовить!
Пес вздохнул и с усилием начал лакать из тарелки. Елена
смотрела, как он ест, и вдруг отчетливо поняла, что он ест только для того,
чтобы она не дергалась, чтобы успокоить ее, а ему самому не то что есть, жить
не хочется.
— Господи, — проговорила она, — я много
слышала, что собаки все понимают… Но чтоб со мной вот так!
В дверь позвонили. Елена отодвинула тарелку, вроде бы никого
в гости не ждет, поднялась. Пес перестал притворяться, что интересуется едой, с
неторопливостью башенного крана повернул голову в сторону прихожей.
На площадке стояли двое молодых парней. Елене они не
понравились с первого же мгновения: уверенные и нагловатые, глаза раздевающие,
во взгляде быстрая прикидка степени ее податливости… во всех отношениях. Это ее
насторожило и испугало, обычно в мужских глазах видела, как там, за этими
тупыми глазками, идет прикидка лишь одной особенности: сразу ли раздвинет ноги
и все ли позволит с собой проделывать.
Оба одеты модно, с уклоном не то в рокеры, не то в гомосеки:
те и другие носят одинаковые черные кожанки. У одного с плеча небрежно свисает
сумка. Из открытого отделения высунулся толстый собачий поводок.
— Здравствуйте, — сказал один и показал в улыбке
крупные белые зубы. — У нас пропала собака. По приметам, что нам передали,
она у вас.
— Если так, — ответила Елена упавшим голосом, —
то заходите… Он на кухне.
Пес даже не поднял голову, только глаза неотрывно следили за
гостями. Один сказал с ходу:
— А, верно!.. Тарзан, иди сюда. Ну же, Тарзан!
Второй сказал довольно:
— Да, да, это он.
Они приблизились к псу, и тут Елена впервые увидела его
клыки. Когда он ел, она видела только розовый язык, суп лакал лениво и
деликатно, а сейчас верхняя губа приподнялась, блеснуло белое и настолько
длинное, что она скорее бы назвала это десантными ножами, чем собачьими
клыками. Такими представляла, по голливудским фильмам, бивни вепрей-великанов
да еще рога горных козлов!
Первый сказал с нервным смешком:
— Он сердится, что мы его сразу не нашли.
— Гроза, — ответил второй. — Гроза виновата!
Он считает нас всемогущими, а раз мы его не нашли, то значит, наказывали…
