Он замолчал, поморщился, не в силах выдавить грубое
обыденное слово, а грубый Мрак бухнул как в пустую бочку:
— Как всадить пулю в лоб.
Хамид вскинул глаза, а чернобородый даже отшатнулся.
— Пулю в лоб? — переспросил Хамид.
— Можно в висок, — ответил Мрак небрежно. —
Мы не мелочные.
Чернобородый засопел, деликатно отрезал еще пласт жареного
мяса с аккуратно торчащей косточкой, с поклоном протянул Олегу, затем точно
такой же — Мраку. Юлии и Елене взглядом разбойничьих глаз показал, что
восточные церемонии уже все благополучно соблюдены, теперь могут чувствовать
себя как в своей Франкии.
— Кто он? — поинтересовался Хамид.
— ЛПР, — ответил Олег. — Лицо, принимающее
решения.
— На уровне вторжения в наши земли?
— На более высоком уровне, — ответил Олег. —
К сожалению. Ладно, спасибо за хлеб, соль и барашка. Нам пора ехать.
За ним поднялись Мрак и обе женщины. Хамид и чернобородый
тоже встали, сложили руки. Хамид поклонился:
— Счастливой дороги, друзья. Надеюсь, мы еще услышим о
вас.
Олег поклонился молча, а Мрак буркнул:
— Если будет темно, то еще и увидите.
Машина была накрыта маскировочным тентом. Двое бедуинов, так
их называла про себя Юлия, сидели прямо в желтой пыли. Издали они казались
выгорающими пятнами зелени, что уже перестала быть зеленью, а сухие темные руки
выглядели как ветви саксаула… каким этот загадочный саксаул представлялся Юлии.
Оба поднялись, черные глаза без всякого выражения смотрели
на франков. Спины их были прямые, а ладони привычно лежали на стволах
автоматов. Хамид кивнул, брезент сдернули, Мрак подал руку женщинам, а сам лихо
прыгнул через борт.
Олег завел мотор, вскинул руку в приветствии. Черные глаза
Хамида были непроницаемы, но на лбу проступили мелкие капельки пота.
— Варлах Ибн-Нисса, — сказал Мрак.
Из-под колес вылетели мелкие камешки. Последнее, что видел
Олег в зеркальце заднего обзора, было изумление на лице Хамида.
Они отъехали не меньше мили, прежде чем Мрак насмешливо
буркнул:
— Ну, насмотрелся?.. Со стороны перевала прет как танк
на стаю гусей европейская культура. Ну, как и в прошлый раз, когда на плащах
нашивали красные кресты… Только на этот раз уже не европейцы учатся у этих
мыться, а их самих пора учить всему на свете. А ты хочешь сохранить эту…
ха-ха!.. культуру? Ведь ты и это называешь культурой?
Олег оглянулся, словно мог увидеть бедные лачуги, сгорбился.
— Мрак… Ты прав, конечно. Ты прав во всем. Ты прав, как
правы все люди. Нормальные хорошие люди. Конечно же, Нью-Йорк красивее и богаче
этих шалашей, а нью-йоркские маклеры лучше носят галстуки, чем эти мужчины —
штаны. Может быть, мир даже будет красивее, если всю планету небоскребами… Не
знаю, мне медведь наступил не только на ухо, я в красотах не очень-то… Даже
совсем не очень! Я знаю только… если хочешь
— чувствую, хотя я ненавижу чувства и не доверяю им,
но, в самом деле, чувствую спинным мозгом, всеми нервами, фибрами, чем там еще…
что это опасно! Смертельно опасно для рода человеческого!
— Исчезновение этих дикарей?
—Да.
— Не понимаю…
— С каких пор ты решил понимать? Раньше ты доверял
сердцу. И еще одно, несомненно… Пройди ты эти горы вдоль и поперек, поговори с
самым невежественным пастухом, что ничего в жизни не видел, кроме своих овец:
всяк будет с тобой толковать о смысле жизни, о целях Творца, о праведности и
неправедности, о загадках мироздания, о путях великих подвижников и суфиев,
доискиваться смысла в сложных строках Корана… о многом будет говорить и
спрашивать за неторопливой беседой у костра, но никогда о бабах, пьянках,
долларах или проклятом начальнике отдела, который трахает твою жену, но тебе
повышения не дает!
Неожиданно прозвучал слабый детский голосок Елены:
— Я как-то ездила к дедушке в Сибирь… Меня от поезда
везли сперва на попутных, потом на подводе, затем детвора провела к домику
дедушки. И за все это время не встретила ни одного трезвого!.. А здесь — ни
одного пьяного.
— Ну и что? — спросила Юлия сердито. — У них
просто вера такая! Нельзя пить
— вот и все.
— Вера не с неба падает, — заметил Олег. —
Думаешь, в Сибири удалось бы навязать веру… да самую что ни есть православную,
но чтобы пьянство поставить вне закона Божьего?
Юлия оглянулась:
— Но они ж дикари!
— Хамид отправлял e-mail при нас, — заметила
Елена. — У него ноутбук такой красивенький…
— Убил кого-нибудь, — отрезала Юлия, — вот и
отнял.
— Билл Гейтс тоже не сам компы собирает, — заметил
Олег.
Некоторое время ехали в сердитом молчании. Быстрая езда все
не могла выдуть воздух, пропитанный напряжением, наконец раздался неторопливый
голос:
— А это что у нас на хвосте?
Мрак спрашивал без всякой тревоги, а Юлия посмотрев в
зеркальце заднего вида, ничего не увидела, оглянулась. Мрак сидел, откинувшись,
огромный и спокойный. Елена прижалась, как стебелек к дереву, голову положила
на плечо и мирно посапывала. Обе ее ладошки покоились в его огромной ладони.
— Вряд ли за нами, — отозвался Олег. — Просто
это их сектор внимания…
— Если захотят остановить?
— Хотеть не вредно.
— Будешь ускользать?
Олег удивился:
— Чтобы они вызвали подкрепление?
Мрак хмыкнул:
— Тогда лучше приготовиться.
Он начал осторожно высвобождаться из рук Елены. Девушка и во
сне продолжала цепляться за него, бурчала, не просыпаясь, а Юлия наконец
вскинула глаза, испуганно вскрикнула.
На фоне пронзительно синего неба в их сторону быстро несся
огромный вертолет. Очертания его были хищные, угловатые, агрессивные, а в
проеме на месте дверей Юлия рассмотрела ствол пулемета на турели и голову
человека в зеленом шлеме. По стеклу пилотской кабины бегали блики от солнца,
там тоже виднелся человек в таком же шлеме, пятнистой униформе.
Вертолет зашел вперед, Юлия в ужасе увидела, как впереди
перед автомобилем пробежала струйка песчаных фонтанчиков. Пулеметчик перестал
стрелять, сделал красноречивый взмах рукой, словно разворачивал их и вышвыривал
за сотни миль от этих мест.
Юлия вскрикнула:
— Он стреляет по нам?
— Нет, — успокоил Олег. — Просто
предупреждает.
Он вел машину на той же скорости. Мрак наклонился, посопел,
а когда выпрямился, в руках были части странной винтовки, тяжелой и толстой.
Елена завалилась на другую сторону, даже похрапывала, на бледных щеках расцвел
румянец, а на губах заиграла двусмысленная улыбка.