— Лапочка, у тебя такие странные обвинения… С чего бы я
был враждебен Штатам? Или какой-то другой стране или народу?.. Это все мои
страны и мои народы. Моих д-тей где-то только нет… гм… Я по своей природе
вообще не могу быть враждебен странам или народам, понимаешь?
— Не понимаю, — ответила она резко. — Почему?
— Ну… — ответил он. Посмотрел ей в глаза,
замялся. — Такая вот у меня странная природа… И даже национальность
странная, что я им всем родня.
— Какая у тебя национальность? — спросила она
подозрительно.
— Невр.
— Это что такое? Метис? Или мулат?
— Да, что-то в этот роде. Только с обратным знаком.
— Но почему тогда?
— Лапочка… Пойми, я не могу быть националистом уже по
той простой причине, что моей нации давно нет. А есть те народы, которые вышли
из нее: славяне, германцы, индийцы, египтяне, семиты… Для меня есть только те
человеческие образования, которые возникают то в одном месте планеты, то в
другом, что влияют на развитие человечества в целом. Или могут повлиять. А как
они называются, какая там религия, какой строй — это меня как-то не волнует. Я
столько повидал религий, политических учений, что оцениваю их только с точки
зрения полезности для рода человеческого. Сейчас часть населения планеты
переселилась за океан, там быстро создалось общество, что начало активно влиять
на остальные племена и народы. Естественно, к нему особое внимание, как было к
могучему Риму или к не менее могучей Египетской державе. Что полезно, надо
поддерживать, что неполезно…
Она спросила ядовито:
— Но, похоже, ваш суд решил, что вся эта страна, весь
народ — неполезны?
Он поморщился:
— Лапушка, мне это ниже пейджера, как они называются.
Но все знают, что для развития общества необходимо создавать добавочные
требования, которые не только отсутствуют в кодексе выживания отдельной особи.
но и противоречат ему. Это образование людей, которое называется США, опасно
миру не столько тем, что в силу уникальных особенностей его возникновения у них
этих качеств и не было, а тем, что они уже экспортируют разрушительное действие
в те регионы планеты, где эти качества еще остались. Посему активность этих
людей… людей из того региона, надо уменьшить. Если не удастся терапией, что ж…
Она похолодела. Его голос стал деловым, она словно воочию
увидела сотни ядерных грибов, что растут над цветущими долинами США, над ее
сказочно красивыми городами.
— Почему, — прошептали ее холодеющие в ужасе
губы, — почему?
— Если на пальцах, то… не сдерживаемая идеологией,
запретами людская масса по ту сторону океана легче других поддалась… реверсу.
— Ни фига себе на пальцах! Какому реверсу?
— Лапушка, — сказал он, извиняясь, — мне
трудно это объяснить… Представь себе, идет ломка. Как после запоя… или когда
наркотики уже слабеют…
— После запоя тоже так?
— Да это одно и то же. Любой организм страшится
разумности… И человеческий — тоже. Потому так инстинктивно тянется ко всему,
что способно заглушить хоть на время: алкоголь, наркотики. А в каких это
масштабах — достаточно посмотреть сколько выпивается и выкуривается!.. Животные
счастливы, ибо не знают той бездны страхов и неуверенности, что открывается
перед мыслящим существом. Даже если это мыслящее — полуграмотный грузчик. У
него свои сложности, свои страхи, которые исчезают, когда прикладывается к
бутылке.
— Когда-то подсчитали, — сообщила она, — что
человек в среднем мыслит четыре минуты в сутки. А остальное время пользуется
бездумно готовыми алгоритмами. Ну, как иной раз едешь в транспорте не в ту
сторону, потому что садишься привычно, бездумно, а сегодня надо было как раз в
другую сторону. Так же пользуется готовыми шаблонами приветствий, улыбок,
разговоров о погоде и здоровье…
— Это облегчает жизнь, — согласился он, —
когда знаешь заранее, что тебе ответят, и что ты ответишь… Это даже не
шахматная партия, где наперед известны только первые ходы! Это дуэт на два
голоса, когда всю песню знаешь до конца. Но в глубине этого лежит все то же
стремление нашего организма обходиться без привлечения разума. Мол, вполне
достаточно и того, что в подкорке!.. А то и в спинном мозге. Так что это хоть и
не болезнь, но такая опасная леность ума и воли, что допустить распространение
на весь мир — это погубить род людской. А я людей люблю, если честно. И за то,
чтобы выжил весь организм, я готов язвочку прижечь каленым железом… Вон как
Господь Бог прижег две язвочки по имени Содом и Гоморра, дабы зараза не
расползлась по всему роду людскому!
Она сказала победно, вспомнив где-то прочитанную фразу:
— Любить человечество легко! Труднее любить отдельных
людей!
— Ни фига, — возразил он. — Как раз отдельных
проще. А человечество… Я бы его за тупость и лень… Эх! Но другого нет, увы.
Приходится работать с этим.
Елена прерывисто вздохнула. Мрак насторожился:
— Что-то случилось?
— Да нет, — ответила она слабеньким голосом. И
вздохнула. — Просто подумала…
Мрак погладил ее детское колено:
— О чем? Ты ни о чем не тревожься!.. И… давай чеши, чеши.
— Да я не о себе… Где мой Лохмач?.. Куда он делся,
бедный? Он только с виду страшный, а так очень добрый и ласковый. Я его очень
любила.
Она прерывисто вздохнула. Большие глаза стали печальными,
заблестели влагой. Мрак в полном бессилии оглядывался по сторонам.
Олег сказал сердито:
— Мрак, что за трусость? Да скажи все. Или покажи.
Женщины насторожились, смотрели то на Олега, то на Мрака.
Мрак нахмурился:
— А ты сказал?
— У меня не было необходимости, — отпарировал
Олег.
— Да? Так вот и у меня… по крайней мере, острой, пока
нет.
Олег покачал головой:
— Ты зря трясешься! На самом деле этот мир все еще тот…
древний. Это в прошлом веке прошла волна увлечения наукой, а сейчас снова везде
гадалки, колдуны, экстрасенсы, шаманы… вся эта шушера, всех бы связал в одну
кучу
— да в самое глубокое место в море! Скажи, никто даже
не удивится.
Мрак сказал язвительно:
— Да уж…
Юлия спросила настороженно:
— Мужчины, что у вас за тайны?
— Мрак засмущался, — ответил Олег. —
Страшится Елену напугать. Дурень! Да ты ей таким еще больше понравишься.
Елена переводила непонимающий взгляд с одного на другого,
наконец, сказала решительно:
— Я не знаю, о чем вы говорите, но Мрак может мне
сказать все… Это что-то очень неприятное? Сейчас сюда вломится его жена?
Мрак зарычал, но все ясно услышали в его рычании стон.
