* * *
Благодарим Сучжин Парк, Ынчжи Парк, Дживон Лим за перевод истории Ынсун Ким и вклад в создание этой книги.
Молодым людям Северной Кореи. Пусть они обретут свободу и право на мечту.
Декабрь 1997 года. Смерть в одиннадцать лет
Почти целую неделю я провела одна в нашей маленькой промерзшей квартире в Ындоке, северокорейском городке, где я родилась. Мои родители продали всю мебель, за исключением платяного шкафа и низкого столика, чтобы купить еду. Ушло и покрытие с пола, так что я спала в самодельном спальном мешке из старой одежды прямо на бетоне. Лишь фотографии в рамках (наш «вечный президент» Ким Ир Сен и, рядом с ним, его преемник, Верховный Главнокомандующий Ким Чен Ир) остались на голой стене и пристально смотрели на меня. Но продажа этих портретов считалась святотатством и каралась смертью.
Смеркалось, но мне еще удавалось разбирать написанное. Электричество отключили; впрочем, лампочки уже давно пропали. Декабрьский день заканчивался, медленно наступала ночь. Отопление не работало, но я едва чувствовала холод: сил почти не осталось. Я ничего не ела несколько дней, и вскоре меня ожидала голодная смерть.
Итак, я взялась писать завещание.
Мне было 11 лет.
* * *
Я приняла это решение, когда вернулась домой. Три раза я выходила из дома на поиски мамы и старшей сестры, Кымсун. Они поехали в Раджин-Сонбон, большой соседний город, потому что в Ындоке нам нечего было есть; с тех пор прошло уже шесть дней. Собрав всю свою храбрость, я быстро пробежала по большому мосту через реку, потом поднялась по главной улице до вокзала. Прохожие на улице попадались редко, но я пристально рассматривала всех встречных: боялась разминуться с мамой, если она будет возвращаться домой. По дороге я заметила слева магазин, где торговали лапшой (я ее очень любила, и раньше папа меня водил туда по праздникам); а дальше — фотостудию (там напечатали наш семейный портрет). На вокзале мне позволили бесплатно (из-за того, что я была еще ребенком) присоединиться к толпе народа позади грузовика, который через час отправлялся в Раджин-Сонбон.
Всю дорогу я не переставала нервно оглядывать встречные машины и грузовики: искала мамино лицо. Но в итоге я очутилась одна у заставы, охраняемой отрядом людей в форме. Путь в Раджин-Сонбон преграждала колючая проволока под током. Чтобы попасть в город, обязательно требовалось специальное разрешение. Вот почему целый час я вынуждена была оставаться на посту, с надеждой и болью вглядываясь в силуэты выходивших людей. Ни мама, ни Кымсун через заставу так и не прошли. Приближалась ночь, и я, подавленная, решила вернуться домой.
На этот раз я была уверена, что мать и сестра никогда не вернутся: или с ними что-то случилось, или они меня бросили. С тяжелым сердцем я положилась на волю матери. Уезжая, она сказала, что принесет поесть «через два или три дня», и оставила мне 15 вон на жизнь. В моих глазах — целое состояние!
Поначалу я была очень взволнована, ведь у меня никогда не было столько денег! Глаза у меня сияли. Я совсем одна, как взрослый человек, гордо расплатилась на янгмаданге, рынке возле реки. Купив кусок тофу, я вернулась в нашу крошечную квартирку с комнатой-кухней на первом этаже. Там я маленькими ложечками ела мягкий белый тофу, ограничивая себя, чтобы продержаться до возвращения семьи. Какое наслаждение, я обожала тофу! Два дня я оставалась дома и смотрела на людей из окна, выходившего на улицу. Несколькими неделями раньше, 11 ноября, умер отец; с тех пор мы с сестрой больше не ходили в школу: чтобы как-то прожить, нам приходилось заниматься сбором корней и дров в горах. Да и стыдно было бы нам вернуться в класс, не имея приличной одежды. Мы ходили в отрепье, все остальное продали. На улице я всегда боялась случайно наткнуться на знакомых.
К концу второго дня меня стал терзать голод. И еще я боялась, что меня бросили. После того, как я доела тофу, не осталось ничего. И мама все не возвращалась! Я лежала на полу, закрыв глаза, и считала про себя: конечно же, она появится, когда я досчитаю до десяти. Но ничего не изменилось. Тогда я стала считать с десяти до одного. Дальше не получалось. Потом я узнала, что такое голод. На балконе нашлось несколько пыльных листьев репы, оставшихся с тех пор, когда мы ее сушили. Я выбрала наименее пожелтевшие, прокипятила и сделала суп. Два дня я жила на этом безвкусном питье. Потом еще два дня во рту у меня не было ни крошки: сил не осталось даже на то, чтобы пойти просить милостыню или украсть что-нибудь. Понемногу тело приспосабливалось к назойливому голоду, но я слабела. Меня все сильнее охватывала тяжелая усталость. От слабости клонило в сон и возникало мучительное ощущение, что я проваливаюсь сквозь пол. Это было странно: я чувствовала себя так, словно меня затягивало в глубь земли.
Пришло тяжелое осознание приближающейся смерти. Моя семья рисковала вернуться слишком поздно. Все было кончено. С тех пор, как начался голод, я привыкала к мысли, что не выдержу, и теперь даже не боялась смерти.
Все же я говорила себе, что не могу вот так бесследно уйти. Это было бы странно… И тут я внезапно решила написать завещание. Я хотела объяснить матери, что пережила. Я хотела, чтобы она знала: я ждала ее, изо всех сил старалась ее найти; и особенно — о том, что я чувствовала себя брошенной.
В ящике стола я нашла маленький блокнот и карандаш — редкие вещи, оставшиеся непроданными. Бумага была хорошего качества. В сумерках я скорчилась на полу и начала писать. Я писала о своих злоключениях, о трех поездках до большого города и обратно. Я была в отчаянии. Стиснув карандаш, я исписала целую страницу.
«[…] Мама, я тебя жду. Я тебя жду шесть дней. Я чувствую, что скоро умру. Почему ты не приходишь?»
Потом я расплакалась и всхлипывала в темноте, которая все плотнее сгущалась вокруг. Внезапно я услышала шум на лестнице; сердце подскочило. Но это всего-навсего вернулись домой соседи…
Я оставила записку на столе, на видном месте. Потом, с мокрым от слез лицом, вытянулась на полу и закрыла глаза. Я была уверена, что больше не проснусь.
Глава 1. Написать, чтобы сохранилось свидетельство
Март 2011. Смыкаются автоматические двери. Поезд трогается с места, перед глазами тянется платформа, а потом меня поглощает черный туннель. Внезапные вспышки света на темной стене, калейдоскоп цветных пятен — реклама со слоганом, который я не успеваю прочесть. В Сеуле все, даже метро, движется слишком быстро.
Мне 25 лет, меня зовут Ынсун. С виду я обыкновенная студентка, и благодаря моему миниатюрному телосложению никто не замечает, что я старше сокурсниц. Через 40 минут я приеду в университет Соган, один из лучших в Южной Корее. Я со своими ценностями и друзьями чувствую себя как дома в нашем кампусе, пусть он и не такой эффектный, как в престижном Корейском университете или в университете Енсе.
