Убито или ранено было более пятисот животных, и после общего сбора мы всерьез занялись спасением мяса. Мы взяли только горбы и языки, остальное оставили волкам. Утратившие лошадей снова нашли их, и затем мы снова отправились в Форт-Белнап. По прибытии мы нашли весь наш полк, но без одной роты, которой командовал капитан Эд. Барлсон, который тогда нес службу в очень удаленном месте — в 150-ти милях, без единого поселения на пути туда. Те дикие и хорошо известные нам места, являлись излюбленными охотничьими угодьями команчей и кайовы, а значит, очень небезопасными для путешественников, но, несмотря на это имелась большая необходимость доставить капитану Барлсону приказ полковника Джонстона отчитаться о своих действиях. Я добровольно взялся за решение этой задачи, и, прихватив с собой хлеба и бекона на пять дней, я начал свое одинокое путешествие и в первый же день сделал 50 миль. В течение дня я видел множество свежих следов. Накануне прошел дождь, и я пересек много троп, влажная земля которых была припорошена сухой, но с индейцами не встречался. Я закончил дневной марш пораньше — было пасмурно, и дальше идти я не мог. Я поужинал, немного отдохнул, а затем, примерно в миле от своей дороги, устроился на ночлег. И индейцы, и рейнджеры всегда так поступают. Чувствуя себя в полной безопасности, я спокойно спал до самого утра, а проснувшись, и убедившись, что с моей лошадью все в порядке, я решил позаботиться о своем завтраке. Но, представьте, как я был удивлен, когда я обнаружил, что он исчез! Вскоре, довольно далеко от дерева, на котором я повесил свой мешок для его сохранности, я нашел его останки. Его разорвали на мелкие клочки, а мой свежий хлеб и бекон либо съели сразу, либо забрали с собой. В то же время, сухари валялись повсюду, поскольку, несмотря на то, что они были отличного качества, моему ночному визитеру они не понравились — некоторые из них были разжеваны и, очевидно, с явным отвращением. Мой бекон пропал весь — без остатка. На земле было достаточно свидетельств того, что ограбление было совершено 10-ю или 12-ю мексиканскими волками — никакой другой вид не смог бы подпрыгнуть так высоко. Вообразите себе мое положение и чувства! В 110-ти милях от места назначения, без пищи и в окружении такого количества индейцев, что мне никак нельзя было стрелять, чтобы не привлечь к себе внимание одной из этих шныряющих по всему штату банд! Но что толку от напрасных сожалений! Презренные, ограбившие меня злодеи, сейчас, несомненно, разлеглись в каком-нибудь укромном месте, либо предаваясь сладостной дреме, либо поздравляя самих себя с успешным завершением своего предприятия, и той ловкостью, с которой оно было исполнено. Чем больше я думал об этом, тем сильнее злился, и поэтому, уже в пути я продумывал самые разнообразные планы своей мести. За поступки одного я решил возложить вину на все их сообщество, и с тех пор, убивая волка, я всегда испытывал огромное удовольствие.
Спустя сутки я добрался до Кэмп-Колорадо, где встретился с лейтенантом Ли, и поведал ему о своем несчастье. Он утешил меня сердечной трапезой, и я поехал дальше. Он также предложил моему пони кукурузы, но мой пони, не привыкший к такой грубой диете, с отвращением отверг ее. До Хоум-Крик мне предстояло одолеть еще 28 миль — там я надеялся увидеть Барлсона. Путь лежал через ручей, но где нужно было повернуть, я не знал.
Проехав от Кэмп-Колорадо примерно 11 миль, я приблизился к довольно высокой горе под названием Санта-Анна. Отпустив своего пони попастись, я поднялся на вершину, чтобы осмотреться, а возможно и увидеть дым лагерного костра. С этого места я видел весь Хоум-Крик, — от его истока, до самого его слияния с Пекан-Байу. Я не спеша любовался этой прекрасной панорамой, и вдруг за моей спиной хрустнула ветка. Помня о том, что я сейчас нахожусь в весьма небезопасном месте, я мигом выхватил свой револьвер и взвел курок, а потом, обернувшись, невероятно изумился, увидев лишь в 10-ти шагах от себя довольно здорового негра — с винтовкой и готового стрелять. Судя по его взгляду, настроен он был решительно. Я резко шагнул к нему, но не успел даже слова сказать, как он первым обратился ко мне — очень тихо и спокойно:
— Масса, не стреляйте.
— Тогда опусти свою винтовку, — ответил я, невероятно удивленный его хладнокровием и смелостью. Он отпустил курок и опустил свое оружие.
— Масса, — жалобно спросил он, — вы не убьете меня, нет?
— А тебе чего от меня потребовалось? — парировал я. — Разве ты не собирался в меня стрелять?
— Масса, — ответил он, — я всего лишь бедный негр, моя жизнь ничего не стоит, поэтому, пожалуйста, позвольте мне еще пожить и пожалуйста, не стреляйте в меня.
Я снова очень строго спросил его, почему он направил на меня ружье.
— О, пожалуйста, сэр, уберите револьвер, я хочу что-то сказать вам.
Я опустил револьвер, но все же внимательно следя за его движениями. Он начал с самого главного вопроса:
— Вы из Техаса?
Мне трудно сказать, что заставило меня отрицать это, но все же я ответил, что нет. Но его следующее замечание убедило меня, что я поступил правильно.
— Я думал, — сказал он, — вы — один из тех ребят, что стоят там, у ручья.
— Какие ребята? Кто они? — спросил я. Он смотрел на меня спокойно, я видел, что он ничуть не боялся меня, а потом, немного поколебавшись, он нерешительно спросил:
— Тогда откуда же вы пришли, масса?
Я немедленно сообщил ему, что я приехал из Форт-Кобба, и ему, похоже, стало легче, поскольку он сказал:
— Что ж, масса, я думал, что вы один из них, парней из Техаса, они каждые два дня появляются в горах и охотятся на нас, бедных людей. Они уже почти всех переловили и увезли в поселение.
— Как тебя зовут, и что ты здесь делаешь? — поинтересовался я.
— Меня зовут Джим, я живу на том конце гор. Но, масса, как мне вас называть?
Я назвал ему свое имя, после чего он стал очень общительным, и, узнав, что я родом из Огайо, он много расспрашивал меня о людях и штате. «Я всегда интересовался Севером, — сказал он, — я хочу уехать туда».
Затем он рассказал мне, что он родился рабом, а потом он убежал от своего хозяина, который жил в графстве Джек, штат Техас, а в этих горах он живет уже несколько лет. Мы продолжили разговор, и, убедившись, что у меня к нему нет никаких претензий, он предложил мне посетить его пещеру. Исполненный любопытства узнать еще больше об этом странном смертном, мы пошли с ним в обход огромной груды камней, лежащих один на другом так, словно они рухнули с потрясенной землетрясением скалы, потом карабкались вверх — он первым, а я за ним — и так далее по склону, пока он, не остановившись у небольшого отверстия в скале, не сказал мне:
— Вот там я и живу, сэр.
Я вошел за ним в пещеру, а когда он исчез в темноте, я шагнул в сторону и стал за огромным камнем — по сути, выступом скалы. Я полагал, что это дало бы мне некоторое преимущество, если бы он задумал обмануть меня. Затем он крикнул:
— Подождите минутку, сэр, сейчас будет светлее.
Вскоре он появился — с большим жестяным фонарем, который мог осветить всю пещеру — а потом на своем очаге приготовил мне немного еды. У него было много провизии — мука, бекон, сахар, кофе и чай. Он очень гордился этим, говоря, что он «живет так же хорошо, как белые люди», но для меня все еще оставалось загадкой, почему в его пещере было так много одежды — одежды — как мужской, так и женской. В одном месте висели несколько изящных пальто, в другом — брюки, жилеты и иная женская одежда. Я постоянно держался между ним и выходом, но стараясь вести себя так, чтобы он не думал, будто я в чем-то его подозреваю. Тем не менее, я никак не мог понять, откуда у него все эти вещи, и мне не очень нравилось, что я сейчас в его руках и мое пальто тоже имеет некоторый шанс присоединиться к остальным. Не обращая на это добро никакого внимания, я задал ему несколько вопросов о его охоте и трофеях, которые она принесла ему, торговал ли он, а может, менялся всякими вещами с индейцами. Я узнал, что муку и бекон он покупал на деньги, вырученные за продажу дичи солдатам и офицерам разных постов, и что в горах много других беглых, и что люди Барлсона поймали около полдюжины из них и отправили их в поселения. Я счел разумным не говорить ему, что я направлялся в лагерь Барлсона, и о том, что я что-то знаю о нем. После прекрасного обеда, я сказал ему, что мне пора и тепло попрощался с ним. Он очень серьезно спросил, куда я поеду, и я не колеблясь ответил, что моя цель — Форт-Мейсон. Он проводил меня до моей лошади, и, когда я уже был в седле, он пожал мне руку и с той серьезностью, которую можно наблюдать только у негров, сказал:
