В окрестностях Расселвилля, как нам сказали, находилось 700 мятежников, остальные разбрелись по графству. Возглавившему небольшой отряд лейтенанту Харрису поручили разрушить железную дорогу — в том отряде был и я. Мы отправились в Саут-Юнион, в графство Логан, — меня и еще семерых, несколько раньше послали вперед, чтобы пикетировать местность. Я стоял в карауле, когда ко мне подошел очень представительный мужчина, который так обратился ко мне:
— Мне сказали, что вы пришли сюда, чтобы защитить местных жителей — их жизнь и имущество.
— Да, — ответил я, — такова наша задача.
— Хорошо, — продолжал он, — меня зовут Рэй, я врач, и меня интересует судьба одной большой паровой мельницы, находящейся 5-тью милями дальше, ее сожгут техасские рейнджеры — их 25 человек, и им поручено сжечь эту мельницу, и еще несколько других. Вы можете сделать что-нибудь, чтобы спасти их?
— Да, сэр, — ответил я, — накормите ужином моих людей, а я пока съезжу к своему командиру.
Я поехал в город к лейтенанту, а д-р Рэй занимался ужином для команды. Лейтенант тотчас разрешил мне пойти к мельнице, а потом, после того, как я вернулся к пикету, появился доктор с провизией, и я сказал ему, что готов. Мы немедленно отправились к городку Оберн, где находилась мельница, но тут доктор озабоченно оглядевшись кругом, спросил меня:
— А где же ваши люди?
Я сказал ему, что мне не нужны солдаты, напротив, я обращусь за помощью к местным, а затем я спросил его, на скольких из них можно положиться в случае чрезвычайной ситуации, и он ответил мне, что человек на двадцать. Я заверил его, что этого вполне достаточно. По дороге к мельнице нам удалось собрать всего около полудюжины человек, включая мельника и его рабочих. Затем я сказал доктору, что он должен пойти на мельницу и поставить все бочки друг на друга — в виде башен — как можно более высоких, так чтобы, толкнув одну башню, а за ней и все остальные, они со страшным грохотом рухнули. «Потом, — сказал я, — я выстрелю из своего револьвера, а потом вы будете с криками: „Караул!“ и „Сюда, люди!“ колотить по пустым бочкам, и шума будет столько, как будто нас сотня человек», после чего, для того, чтобы дать соответствующие указания людям, я отправился в кузницу. В ней было много хороших мест, где можно было надежно укрыться — находясь в них, они должны были стрелять по любому, кто будет пытаться нас атаковать после того, как я подам сигнал. Все присутствовавшие одобрили мой план. Мельник сходил домой и принес нам горячего хлеба, свежего масла, молока и яиц. Мы быстро и с аппетитом проглотили все это, после чего двое наших отправились в патруль. Так мы стояли настороже до одиннадцати часов вечера, когда появился один из запыхавшихся и задыхавшихся от волнения мужчин сообщил нам, что они идут по дороге.
Я расставил людей по местам, а сам прохаживался перед мельницей, звякая саблей и стараясь привлечь к себе внимание. Вскоре к нам подлетел небольшой отряд верховых, и в тот момент, когда они оказались в пределах действия наших ружей, я рявкнул: «Стой!» и сразу же открыл огонь. Результат превзошел все ожидания. Мятежники в замешательстве сбились в кучу. Потом кинулись наутек. Наши люди безостановочно, как только могли, палили по ним, а старый доктор громыхал бочками и вопил как сумасшедший.
Враг был позорно побежден — и обращен в бегство. Доктор даже подпрыгнул от радости, увидев плоды нашей стратегии, казалось, он даже помолодел. Когда все закончилось, мы перезарядили наше оружие, собрали бочки и приготовились ко второй атаке, так как чувствовали, что они не откажутся от своих намерений, но, несмотря на все наши ожидания, они не вернулись, так что более нас никто не обеспокоил.
Однако вскоре после полуночи к нам приблизился другой отряд, и мы снова приготовились защищаться, но не успел я приказать нашим людям открыть огонь, как узнал голос майора Дрейсбаха из 4-го Огайского кавалерийского и капитана Роби из роты «А», так что теперь нам не нужно было ни стрелять, ни снова применять нашу маленькую хитрость.
Оттуда меня отправили в Расселвилль, чтобы выяснить, какие там стоят силы и многое другое, что могло бы нам очень пригодиться. Чтобы прибыть к городу затемно и оставить еще до рассвета, я ехал очень быстро — таким образом, я получил желаемую информацию прежде, чем подошел к нему настолько близко, чтобы привлечь к себе внимание неприятеля.
Мятежников насчитывалось около семисот, а в команде майора лишь сотня человек. Мне удалось проникнуть в город, а потом, представившись мятежником-квартирмейстером, поговорить с несколькими его жителями. Они рассказали мне о том, где находятся техасские рейнджеры, кроме того, я расспрашивал их о полковнике Уортоне и других офицерах с таким видом, словно я их старый знакомый. Люди сообщили мне, что полк покинул город примерно час назад, но если бы я пришпорил коня, я бы смог догнать их у станции Уиппурвилль, где они собирались сжечь мост, а значит и на недолгое время задержаться там. Затем я поинтересовался состоянием правительственных складов, и один из горожан пошел со мной, чтобы показать мне мучные склады и склады других видов провизии, коих в городе было огромное количество. Потом я посетил таверну Грея и заказал там завтрак для ста техасских рейнджеров, предупредив хозяина, чтобы к рассвету он был готов. Хозяин заверил меня, что все будет в полном порядке, и я отбыл из города.
Все произошло так быстро и четко, что граждане даже не проснулись, мы даже захватили некоторых людей Уортона — тех, что ночевали в этом городе. Количество попавших в наши руки хранилищ было просто огромным.
Хозяин таверны сдержал слово, и нам был подан великолепный завтрак — приготовленный для рейнджеров, которые — увы, — должен признаться — на самом деле оказались настоящими голубыми янки. Тем не менее, мы позавтракали с таким же аппетитом и удовольствием, словно мы покинули берега Рио-Гранде и целый день шли в Расселвилль. Честно говоря, мы страшно проголодались и вели себя точь в точь, как это делают по-настоящему голодные люди.
Случилось так, что вскоре войска покинули город, и это произошло тогда, когда я был в Теннесси, куда меня майор послал на разведку. Вернувшись обратно, выяснилось, что я оказался совершенно один, а до расположений наших войск мне следовало одолеть 27 миль. Проезжая по городу, я увидел идущих к складу граждан — они собирались разграбить его. Я тотчас приказал им остановиться, предупредив их, если они не послушают меня, я приведу солдат и обращу их город в пепел — моя угроза возымела желаемый эффект. На самом складе я обнаружил других людей — они грузили муку в свои повозки, я точно так же предупредил их, но эти так легко не сдались. Они спрашивали меня, есть ли у меня право отдавать такие приказы, являюсь ли я уполномоченным офицером, etc. Эти их расспросы несколько разозлили меня — с револьвером в руках, я заставил каждого из них отнести взятый им бочонок с мукой обратно на склад, а затем, запирая двери на замок, я объявил всем им, что любого, кого я здесь еще раз замечу, я просто пристрелю на месте.
Возле Алленсвилля я встретил пароконный экипаж — в нем находилось четверо пожилых джентльменов и юноша, на вид лет около двадцати пяти. В процессе разговора я выяснил, что старики — юнионисты, и что у них ест некая сумма денег Конфедерации, которые они в Нэшвилле хотели обменять на банкноты штата Кентукки, но молодой человек, словно нарочно пытаясь рассердить меня, вел себя очень вызывающе — как истинный мятежник. Во время беседы один из пожилых джентльменов достал флягу с виски и угостил им своих попутчикам, а затем предложил и мне. Я ответил ему, что я редко пью что-либо крепче бренди и буквально вырвал ее из его рук. Приветствуя флягой стариков, я сказал: «Джентльмены, давайте выпьем за Конституцию и Союз!», и они в ответ воскликнули: «Ура Конституции и Союзу!» Но юноша, высунув голову из окна экипажа, громко крикнул: «Нет, сэр, я мятежник, я не буду пить за это, лучше умереть!» Первым моим желанием было выстелить ему в голову и вышибить из нее его мозги, но оружия при нем не имелось, а я никогда не стал бы стрелять в беззащитного человека.
