Я был один, и не мог обременять себя пленниками, но как-то наказать этого человека все-таки было необходимо. Никак не отреагировав на его злобное заявление, я поднес флягу к губам и спокойно сделал глоток, а затем, подойдя к экипажу, держа флягу в левой руке, а револьвер в правой, я протянул ее юному негодяю. Направив дуло револьвера в самый центр его груди, я тихо сказал: «А теперь, сэр, вы либо выпьете, либо умрете», и я бы и вправду убил бы его, но я все-таки дал ему шанс сохранить свою жизнь. Дрожащей рукой он судорожно ухватился за флягу, его лицо побледнело, и, несмотря на свой недавний отказ, он пил до тех пор, пока я, испугавшись, что он погубит себя этим виски, не остановил его, сказав ему, что я не хочу, чтобы он утонул в бурбоне. Затем, дав ему несколько добрых напутственных советов, я отпустил этих людей, а сам обратил свое внимание на один, заполоненный толпой злодейского вида и несколько обескураженных мятежников, которые, вероятно, прислушались к моей им рекомендации просто взять и по доброй воле покинуть штат Кентукки.
В Оберне хранилось 700 баррелей кукурузного зерна, в Расселвилле — 300, в Макклауд-Свитч — 700, сотня в Уиппурвилле и еще больше в Алленсвилле — во всех этих местах, кроме того, было значительное количество пшеницы, а в Расселвилле — склады со всевозможными видами говядины, свинины, муки и оружия. Я чувствовал, что все это без охраны оставлять было нельзя, но так же хорошо знал, что наших людей будет мало, поэтому судьбу каждого склада я вручил в руки жившим поблизости от них зажиточным гражданам, сказав им, что отныне они ответственны за безопасность самого склада и его содержимого, что если пропадет хоть что-нибудь стоящее хотя бы доллар, именно им придется оплатить стоимость пропавшего имущества.
Потом я вернулся в Боулинг-Грин и сообщил о своих наблюдениях коменданту — полковнику Стэнли. Он похвалил меня и поручил присматривать за всем обнаруженным добром — до тех пор, пока он не сможет выделить людей для его охраны — чем я и занимался, каждый день носясь между складами — в целом, преодолевая за день около 32-х миль.
Сразу же после того, как была восстановлена железная дорога и войска занялись перемещением всего найденного в Боулинг-Грин, меня освободили от моих обязанностей и отправили в Саут-Юнион. Там я заболел чем-то похожим на пневмонию, в связи с чем был вынужден остановиться в доме очень уважаемого человека и проповедника шейкеров
[20], почтенного м-ра Шеннона. Женщины этого общества приютили меня в этом доме, приготовили мне постель и весьма заботливо ухаживали за мной до тех пор, пока я не окреп достаточно для того, чтобы снова сесть на лошадь. Я встал на ноги примерно через три-четыре дня, и в этот период времени нас посетил ныне покойный Карсон из графства Батлер, рассказавший мне о Робинсоне и Китоне — кошмаре тех мест, где он жил, грабителях и налетчиках. Они утверждали, что они служат Союзу, но мой рассказчик утверждал, что они грабили всех подряд, независимо от их политических убеждений.
Все, чем я мог ему помочь в этом вопросе, заключалось в том, чтобы арестовать этих людей и отвезти их в Боулинг-Грин — меня и те места, где они совершали свои грабежи, разделяли 16 миль. И, тем не менее, я поехал туда. По дороге я встретил человека по имени Мобли и еще одного, которого звали Джинс — известных и много причинивших людям зла партизан. Я сказал им, что, насколько мне известно, они являются добрыми и законопослушными гражданами, и я хотел бы, чтобы они присоединились ко мне и помогли мне арестовать пару «воскресивших Каина» человек.
Сначала они спорили со мной и наотрез отказывались это сделать. Один из них оправдывался тем, что у него болеет жена, и дров у нее нет, поэтому ему надо поскорей домой и нарубить их, а другой (я думаю, Мобли), сказал, что он обязательно быть на мельнице, иначе его семье «будет очень плохо».
«Где вы живете?» — спросил я, и они указали мне в том направлении, которое, как я подозревал, было совершенно противоположно тому, куда им надо было ехать. Мои подозрения оказались обоснованными — они просто собирались где-то спрятаться и спокойно обсудить свои дальнейшие злодейские планы, они восседали на необыкновенно красивых лошадях и внешне производили впечатление очень решительных людей. Я заметил, что, судя по тому, в каком направлении они собирались продолжать свой путь, я не думаю, что они намерены заниматься исключительно своими домашними делами, и добавил: «Я офицер Соединенных Штатов, и вы не можете отказать мне в помощи». Видя, что никакие отговорки им не помогут, они пошли, но сделал так, чтобы они ехали впереди меня, так чтобы я мог постоянно наблюдать за ними. Когда я назвал имена людей, которых я собирался арестовать, им явно полегчало, они были бы очень рады избавиться от этих двоих — их злейших врагов.
Они отбросили всякие возражения и охотно пошли со мной. В одном небольшом городке мне показали одного человека — участника недавнего сражения при Вудбери, и совсем недавно оставившего ряды армии мятежников. Я приветствовал его, и тщательнейшим образом скрывая, что я вполне осведомлен о его прошлом и не вызвав у него никаких подозрений, я повторил ему то, что сказал двоим другим. Он пытался уйти, умоляя меня подумать о его больной жене, но я сказал ему, что не могу отпустить его, поскольку тогда мне придется так же обойтись и с остальными, ведь они тоже имели такие же причины для ухода. Я сказал ему, что его мне рекомендовали как самого подходящего человека для такого дела, что он всегда стоит за законность и порядок, и я никак не могу отказаться от его помощи. Затем он пригласил меня на обед, я согласился. Его слуга привел его лошадь, и мы отправились в рюмочную Китчена, где должны были быть те двое. Как раз в то время недалеко от рюмочной происходило молитвенное собрание, и там собралось очень много людей — и добрых юнионистов тоже — чтобы выпить виски и поговорить о политике — Китон и Робинсон тоже присутствовали. Я передал ружье Портеру, а затем арестовал Робинсона. Пока Портер его охранял, я взял под стражу Китона. Потом я отдал их оружие своим помощникам. Мы посадили негодяев на их лошадей и отправились в Боулинг-Грин, под гневные крики проклятия верных юнионистов, которые совершенно не знали кто они на самом деле. Последнее, что я услышал, был голос старика Китчена, который кричал, что он сейчас возьмет сорок мужчин и тридцать ружей, и мы и пяти миль не пройдем, как он отобьет у меня этих людей. И еще он так сказал: «Сегодня мятежники ликуют — федералы арестовывают юнионистов!», но он не знал об одном сюрпризе, который я втайне приготовил для этих сецессионистов. На следующий день, проскакав почти всю ночь, я со своими пленниками добрался до Боулинг-Грин, и с выдвинутыми против каждого из них соответствующими обвинениями, передал их полковнику Стэнли.
