В сущности, MCII сводится к способу устанавливать для себя правила. И, как замечает Дэвид Кесслер, бывший член комиссии Федерального агентства по контролю над качеством продуктов питания и лекарств США (FDA), в своей недавно вышедшей книге «Конец обжорству», существует нейробиологическая причина того, почему правила работают – и не важно, используете вы их, чтобы воздерживаться от жареной пищи (как сам Кесслер), или чтобы противостоять искушению посмотреть «Американского Идола» (как наш воображаемый ученик KIPP).
Создавая правила для самих себя, пишет Кесслер, мы превращаем префронтальную кору в своего партнера, борясь против диктата более рефлексивных, движимых инстинктами отделов своего головного мозга. Правила, указывает Кесслер, это не то же самое, что сила воли. Они являются метакогнитивной заменой силы воли.
Создавая для себя правила («Я никогда не ем жареные клецки»), можно обойти болезненный внутренний конфликт между своим желанием есть жареную пищу и волевой решимостью устоять перед ней. Правила, объясняет Кесслер, «обеспечивают структуру, подготавливая нас к встречам с соблазнительными стимулами и перенаправляя наше внимание в другие области». Проходит не так уж много времени – и правила становятся автоматическими, как и наклонности, которым они противостоят.
Когда Дакворт говорит о характере (как и в тот день на семинаре в KIPP), она часто цитирует Уильяма Джеймса, американского философа и психолога, который писал, что те личностные черты, которые мы называем добродетелями, это не что иное, как простые привычки.
– Привычка и характер – это, в сущности своей, одно и то же, – объясняла Дакворт учителям KIPP. – Дело не в том, что какие-то дети – хорошие, а какие-то – плохие. Просто у одних детей есть хорошие привычки, а у других – плохие привычки. Дети понимают вас, когда вы говорите им об этом в таких терминах, потому что они знают: изменить привычки бывает трудно, но не невозможно. Уильям Джеймс утверждал, что наша нервная система подобна листу бумаги. Мы складываем ее снова, и снова, и снова – и очень скоро на ней образуются складки. И я думаю, что именно этим вы в KIPP и занимаетесь. Вы хотите, чтобы у вас, когда ваши ученики покинут стены школы, была уверенность в том, что вы заложили в них такие «складки», которые позднее приведут их к успеху.
Дело не в том, что какие-то дети – хорошие, а какие-то – плохие. Просто у одних детей есть хорошие привычки, а у других – плохие привычки. И дети знают: изменить привычки может быть трудно, но не невозможно.
По словам Дакворт, добросовестные люди вовсе не принимают каждую секунду сознательные решения вести себя правильно. Они просто сделали добросовестность своей автоматической реакцией, они автоматически поступают правильно, а это означает выбор более социально приемлемого варианта или такого, который приносит большее преимущество в долгосрочной перспективе.
В любой отдельно взятой ситуации наиболее добросовестный путь не всегда бывает самым разумным решением. Например, во время теста на скорость кодирования Кармит Сигал учащиеся, которые набрали наивысшие баллы, по-настоящему упорно работали над скучной задачей, ничего не получая взамен. Такое поведение можно назвать добросовестным, но, с другой стороны, его можно назвать и глупым.
Но в долгосрочной перспективе добросовестность как автоматическая реакция способна сослужить большинству людей хорошую службу. Потому что когда она действительно имеет значение – когда вам приходится заниматься, готовясь к финальному экзамену, или вовремя появиться на работе для собеседования, или решать, поддаться ли искушению и изменить ли жене, – тогда вы, вероятнее всего, сделаете правильный выбор, и вам не придется совершать над собой насилие и проводить изнурительную работу, чтобы заставить себя сделать это.
Такие стратегии, как MCII или ментальный трюк с воображением картинной рамы вокруг зефира, в конечном счете являются всего лишь уловками, благодаря которым нам легче идти по правильному пути.
15. Индивидуальность
Когда зимой 2011 года, через полгода после введения в обиход табеля характера, я посетил KIPP Infinity, разговоры о характере слышались повсюду. Дети носили толстовки со слоганом «Характер Infinity» и со всеми сильными сторонами характера, перечисленными столбиком на спине.
Одна футболка, пропагандирующая самоконтроль, даже отдавала дань почтения Уолтеру Мишелу – «Не ешь зефир!». Стены пестрели плакатами с надписями «А как у тебя с самоконтролем?» и «Я активно участвую!» (это один из индикаторов энергичности). В коридоре висела доска объявлений с заголовком «Характер имеет значение», а к доске были прикреплены карточки с заголовками «Найдены!», на которых ученики описывали свои наблюдения, когда замечали за одноклассниками действия, демонстрировавшие характер (Жасмин Р. писала об энергичности Уильяма Н.: «На уроке математики Уильям поднимал руку всякий раз, стараясь ответить на каждую задачу»).
Я задал Дэвиду Левину вопрос о перенасыщении атмосферы этой идеей. Не считает ли он, что это «немного чересчур»? Вовсе нет, возразил он.
– Чтобы эта идея принесла свои плоды, – объяснил Левин, – она должна пропитать все в школе – от словаря, которым пользуются люди, до поурочных планов, от методов вознаграждения и признания до плакатов на стенах. Если она не вплетется в ДНК заведения, ее воздействие будет минимальным.
Подобные «ковровые» сообщения, разумеется, не являются для KIPP таким уж новаторством. С самого начала работы школы Левин и Файнберг использовали плакаты и слоганы, знаки и футболки, чтобы создать в KIPP мощную школьную культуру, чтобы сформировать у учеников ощущение, что они отличаются от других, воспитывать чувство принадлежности.
Дакворт говорила мне, что она считает этот подход KIPP к групповой индивидуальности центральным ядром того, что обеспечивает их школам эффективность.
– То, что делает KIPP – это социально-ролевой сдвиг, так что ребенок внезапно переключается на совершенно иной стиль мышления, – говорила она. – Они играют на противопоставлении «в группе / вне группы»: «Мы знаем, что такое SLANT, а ты не знаешь, что такое SLANT, потому что не учишься в KIPP».
Психологи доказали, что групповая принадлежность оказывает мощный эффект на достижения – как позитивный, так и негативный.
В начале 1990-х годов Клод Стил, психолог, ныне являющийся деканом школы образования в Стэнфордском университете, описал феномен, который назвал «угрозой стереотипа».
Стил доказал, что если дать человеку тонкий психологический намек, имеющий отношение к его групповой принадлежности, перед тестом на интеллектуальные или физические способности, можно оказать значительное воздействие на степень успешности выполнения теста.
С тех пор исследователи демонстрировали этот эффект в самой разнообразной обстановке. Когда группе белых студентов из Принстона говорили перед заданием, в котором нужно было сыграть в мини-гольф на 10 лунок, что этот тест – испытание их природных способностей к спорту (которыми студенты, по их мнению, не обладали), их результаты в среднем были на 4 удара хуже, чем у аналогичной группы белых студентов, которым говорили, что этот тест проверяет их способности к стратегическому мышлению (которыми студенты, по их мнению, обладали).
