После скучной лагерной жизни в Египте большинство солдат АНЗАКа с радостью погрузились на корабли, чтобы отправиться на Галлиполи. Единственные, кто сделал это с сожалением, были кавалеристы, вынужденные оставить своих лошадей в Египте. Полуостров с его скалистым побережьем и гористой местностью совершенно не подходил для кавалерийских атак.
Солдаты писали домой письма, полные предвкушения боевой славы. Капрал Мостин Прайс Джонс из новозеландского Кентерберийского батальона в письме к матери с восхищением описывал увиденное им в Мудросской гавани, куда их транспортный корабль вошел 16 апреля 1915 года: «Перед нами были десятки транспортных судов, перевозящих британские, французские, австралийские и новозеландские войска, которые рвались в бой. Еще мы увидели сотни крейсеров, дредноутов, супердредноутов, подводных лодок, эсминцев и торпедных катеров. Это было потрясающее зрелище». Демонстрация военной мощи вызвала у капрала чувство гордости и уверенности в победе. «Это позволяет осознать всю великую мощь НАШЕЙ Империи, а мысль о том, что ты являешься частью (пусть даже небольшой) этого священного и огромного братства людей вызывает глубочайшее волнение и невероятную гордость». Джонс и его товарищи были уверены, что их ожидает величайшее приключение в их жизни
[233].
Командование Средиземноморскими экспедиционными силами старательно пыталось представить приближающуюся битву как рискованное, но увлекательное предприятие. В ночь перед высадкой командующий экспедиционным корпусом сэр Иэн Гамильтон обратился с воззванием к «солдатам Франции и Королевства», в котором назвал предстоящую операцию «самым невиданным приключением современной войны». Эта бравада была призвана вселить мужество в солдат накануне битвы. Однако в не меньшей степени она отражала иллюзии военачальников, которые зачастую были столь же неопытны в ведении «современной войны», как и солдаты, которых они вели в бой.
Для турок же Галлиполийская операция была далеко не приключением. Это был вопрос жизни и смерти. Чтобы укрепить решимость своих офицеров, командующий османскими войсками в Арибурну полковник Мустафа Кемаль произнес свою знаменитую речь: «Я не приказываю вам атаковать, я приказываю вам умереть! Пока мы будем умирать, другие солдаты и командиры смогут прийти и встать на наши места». Для десятков тысяч турецких солдат слова будущего Ататюрка оказались трагическим пророчеством
[234].
Лунной ночью 25 апреля корабли союзников выдвинулись к своим позициям. Они шли в полной тишине, с потушенными огнями, чтобы не выдать свое приближение. Места высадки сохранялись в строжайшей тайне и были известны только командующим союзными войсками. Расчет делался на то, чтобы застать противника врасплох, сокрушить его оборону и закрепиться на плацдарме, позволив остальным силам вторжения выгрузиться на берег в относительной безопасности.
Чтобы обмануть османов, британцы и французы запланировали ложные атаки с южной и северной стороны от основной зоны боевых действий. Французы отправили несколько кораблей в бухту Бешик на азиатском побережье южнее Дарданелл, где они должны были сымитировать высадку крупных сил, чтобы отвлечь османские войска от фактического места десантирования. Британцы невольно сыграли на страхах Лимана фон Сандерса, организовав ложное нападение в северной части полуострова в районе Булаира. Для защиты Булаирского перешейка Лиман выделил целую дивизию и лично отправился на место наблюдать за британскими маневрами. Эти обманные операции сделали свое дело: в отражении этих нападений были задействованы две османские дивизии, которые иначе отправились бы к настоящим местам высадки.
Средиземноморские экспедиционные силы, участвовавшие в основной операции, были разделены на три группы. Британцам предстояло высадиться на главном направлении вокруг мыса Геллес на южной оконечности Галлиполийского полуострова. Высадка должна была производиться одновременно в пяти разных точках в районе мыса. Французы планировали захватить азиатское побережье Дарданелл вокруг Кум-Кале, чтобы помешать османам обстреливать британские войска через пролив. Как только британский десант закрепится на побережье, французы должны были покинуть Кум-Кале, чтобы усилить десант союзников на мысе Геллес. Австралийцев и новозеландцев направили в район мыса Арибурну, чтобы задержать османские подкрепления и создать угрозу нападения на оборонительные силы Геллеса с тыла. Атакуя в нескольких местах сразу, союзники надеялись сбить османов с толку, чтобы те не знали, где сосредоточить свои силы. Кроме того, это позволило бы им за короткое время высадить на побережье как можно больше людей, чтобы сокрушить османскую оборону.
В предрассветные часы первая партия десанта спустилась на веревочных лестницах с высоких палуб кораблей в шлюпки, на которых им предстояло добраться до берега. Маленькие пароходы должны были отбуксировать связки из четырех шлюпок как можно ближе к береговой линии, а последние 100 метров солдаты должны были преодолеть на веслах. Солдаты, сидящие в десантных лодках, были как нельзя более уязвимы для пулеметно-пушечного огня и шрапнели. Чтобы защитить их от обстрела с берега, в 4.30 британские и французские корабли подвергли прибрежную зону интенсивному обстрелу. «Вокруг все грохотало, все было в дыму», — впоследствии написал один британский морской офицер. Корабли вели обстрел до тех пор, пока десантные лодки не оказались в 800 метрах от берега
[235].
Для османских защитников, давно ожидавших вторжения, корабельная канонада стала призывом к оружию. Турецкие офицеры засвистели в свои свистки и приказали солдатам занять оборонительные позиции. Поскольку огонь кораблей был сосредоточен на нескольких небольших участках побережья, которые они обстреливали одновременно с двух-трех направлений, им удалось нанести серьезный ущерб османским позициям. «Весь берег был покрыт густым черным дымом с сине-зеленоватым оттенком, — вспоминал майор Махмуд Сабри. — Видимость была нулевая». По словам майора Сабри, огонь корабельной артиллерии уничтожал огневые позиции, засыпал соединительные траншеи и превращал «окопы, предназначенные для спасения жизни, в могилы». Шрапнель «размером с яйцо» косила османских солдат, лежавших в своих окопах. Но вместо того, чтобы вызвать панику, интенсивный обстрел, казалось, только укрепил решимость османских защитников дать отпор врагу. «Видя вокруг себя мертвых и лишившихся конечностей товарищей, наши солдаты не испытывали страха ни перед шквальным огнем противника, ни перед его численным превосходством. Они ждали момента, когда смогут пустить в дело свое оружие». Когда корабли прекратили огонь, чтобы позволить десантным лодкам подойти к берегу, оставшиеся в живых османские солдаты терпеливо выждали момент и вскинули ружья
[236].
