— Так что там с машиной?
— Просто ракета.
Замечательно. Никогда не мечтала прокатиться на ракете, но Антон казался довольным, и я решила порадоваться вместе с ним. Но что сделать, если я не в восторге от спортивных машин? Вот «Жук» — это другое дело. Это удобно, это практично, и капельку экстравагантно… всё ровно в том соотношении, в котором мне нравится.
Недалеко от крыльца был припаркован тёмно-красный спорткар. Антон довольно разулыбался при виде него, прямо мальчишеское выражение восторга на лице.
— Под цвет твоего платья.
Остановилась перед машиной, пытаясь вникнуть и принять его слова, точнее, в них поверить. В то, что мой мужчина приезжает на машине в цвет моего нового платья, после чего пришла к неутешительному выводу.
— Да, нам надо поговорить.
Антон непонимающе нахмурился, но я, решив не опережать события, полезла в машину, после чего приняла у него цветы.
— Лера, что-то не так?
Я лишь головой качнула, не задумавшись о том, как Антон этот жест воспримет. А он, без сомнения, насторожился. И всю дорогу до его дома, косился на меня. То на меня, то на цветы, которые я разглядывала.
— Ты из-за очкарика? — спросил он, когда мы к дому подъехали. Додумался за полчаса.
— Можно тебя попросить? Не зови его очкариком.
Антон из машины вышел, дверью хлопнул, а сам губы недовольно поджал.
— Понятно, из-за него.
— Нет, Антон, не из-за него. Но очкариками людей называют десятилетние дети. Ты этот возраст давно перерос.
— Лер, ну не лечи меня. Боюсь, если я подберу другое слово, оно тебе ещё меньше понравится.
Я поднялась на крыльцо, дождалась, пока он откроет дверь и тогда уже с облегчением передала ему цветы. Они на самом деле весили тонну.
— Кажется, мы уже говорили об этом.
— О том, что я называю его очкариком, или о том, что ты к нему чувствуешь?
Сказать, что я ничего не чувствую по отношению к Станиславу Витальевичу было бы слишком откровенным притворством, поэтому я промолчала. И это же молчание было принято многозначительным и недовольным хмыканьем. Я на Антона обернулась.
— А что ты хочешь от меня? Чтобы я по щелчку пальцев забыла о его существовании?
— Нет. Я хочу, чтобы ты обо мне думала. В свете последних событий.
— Антон, я и думаю о тебе. Как может быть иначе? Но ты же понимаешь, мы со Стасом встречались не один месяц
— Это называется: встречались? Как я понимаю: прятались по углам.
Я рукой взмахнула, то ли обидевшись, то ли расстроившись из-за его слов.
— Всякое бывает. — Я туфли скинула, прошла в гостиную и присела на мягкий подлокотник дивана. Смотрела на Антона, который рывком снял с себя пиджак. — Антош, ты почему так реагируешь? Из-за того, что столкнулся со Стасом в школе? Не заметила, чтобы тебя это разозлило в тот момент.
— Меня и не разозлило. Меня ты злишь, точнее, что ты тут же начала юлить. «Антон, это ничего не значит», «Антон, мы с ним встречались»! Говори, как есть, я тебя не раз об этом просил. Он тебе мозги крутил, вот и всё.
В этот момент я от возмущения рот открыла.
— Ах, то есть мне стоит говорить, как есть? Всем? Что я такая дура, что меня за нос полгода водили, а я это позволяла ему. Ты этого хочешь?
Под моим взглядом и тоном, Антон отступил. Вздохнул, разглядывал меня исподлобья, затем подошёл ко мне. Подступил осторожно, как кот, разглядывал меня сверху, потом ладони мне на плечи положил. Я смотрела в сторону, за его плечо, но когда Антон ко мне наклонился и прижался губами к моему плечу, отворачиваться не стала.
— Прости. Ну, не нравится мне этот очкарик. Как он смотрит на тебя.
— И как же он на меня смотрит?
— Ты знаешь как. — Коснулся пальцем моих губ, наклонился, но от поцелуя я отказалась, отклонив голову немного назад. Мы замерли, глядя друг другу в глаза. В какой-то момент его взгляд стал не на шутку напряжённым, губы дёрнулись, но Антон за секунду с собой справился, и на поджатых губах появилось подобие улыбки. — О чём ты хотела поговорить?
— Не о нём, Антон.
— Нет? — Тон был таким невинным, что было бы смешно, если бы не было так грустно, честно. И я тихо спросила:
— Мы ссоримся?
— Я не знаю. У меня были планы на этот вечер… куда более увлекательные. — Его руки переместились на мою спину, спустились ниже и притянули ближе. Антон устроился между моих ног и теперь смотрел мне в лицо сверху. Если бы придержал мой подбородок, я бы от поцелуя увернуться не смогла, но он и не настаивал. Вглядывался в моё лицо и выглядел задумчивым в этот момент.
— У меня тоже, — призналась я, и тоже сделала попытку улыбнуться, и моя улыбка вышла смущённой. — И не думала, что они тебя обрадуют.
— Что так? Ты всё ещё думаешь о статье?
— А как я могу о ней не думать? И понимаю, что никакого опровержения не будет, потому что опровергать нам нечего. Всё так, как и написано.
— Снежинка.
Я головой качнула, отказываясь от его поддержки и успокоения. Но при этом сама его коснулась, чтобы в самый трудный момент быть поближе и иметь к его телу прямой доступ. Поэтому обняла его за талию, уцепившись пальцами за пояс его брюк. А следом серьёзным тоном проговорила:
— Антон, я весь день думала.
Он брови сдвинул.
— Звучит страшно.
Я дёрнула его за ткань рубашки.
— Послушай, я серьёзно.
— Не сомневаюсь.
— Антон, я хочу, чтобы ты встретился с моей мамой.
На секунду повисло молчание, Антон смотрел мне в лицо и выглядел озадаченным.
— Ты об этом хотела со мной поговорить?
— Да, — созналась я. И тут же принялась оправдываться: — Я понимаю, что всё слишком быстро. В конце концов, мы знакомы… то есть, мы с тобой… — Я снова сбилась и отчаяния едва не застонала, а Антон поторопился кивнуть и успокоить:
— Я тебя понял.
Я на самом деле испытала облегчение, кивнула и поторопилась продолжить, пока слова в голове были подходящие.
— Да, хорошо, что понял. И я всё понимаю, что слишком рано, слишком быстро, и, вообще… неизвестно стоит ли. Спешить, в смысле. Но мама… — Я голос понизила, пытаясь донести до него степень серьёзности моего положения. — Она мне ещё не звонила. Я думаю, что она не видела газету, она же в деревне, а там свежей прессы не бывает, всё с задержкой дня на два-три. А тётки… скорее всего, они не хотят её расстраивать. Но она всё равно узнает! И придёт в ужас. И мне нужно будет как-то объяснять… своё поведение. И если ты согласишься, — я разглядывала его бледно-голубую рубашку, потом ладонью по ряду пуговиц провела, — наденешь костюм, я буду тебе очень благодарна.
