— Я бы хотел. — Он вздохнул, уткнувшись носом мне в шею. — Вместе с тобой запереться и не выходить.
Я развернулась в его руках, на цыпочках приподнялась и поцеловала. Потом ещё раз. Потёрлась носом о его нос, и улыбнулась, встретив его настороженный взгляд.
— Снежинка, мне страшно.
— Почему?
— Не знаю.
— Помнишь, как я бежала к тебе бегом? То есть, я с тобой бежала, но запомнилось немного по-другому.
Антон подумал, после чего кивнул.
— Хорошее воспоминание.
— Я скучаю по тем временам, — призналась я.
Антон хмыкнул в задумчивости, после чего подхватил меня под ягодицы и от пола приподнял, прошёл в гостиную.
— Лера, эти времена были куда короче, чем наш брак.
— Это да.
Он прижал меня к спинке дивана, подсадил меня и улыбнулся, когда я его за шею обняла.
— Я, правда, скучаю.
— Я очень на это рассчитываю. Что ты скучал. — Я стянула с него пиджак. — Что думал обо мне каждый день. И сегодня тоже.
— Что? — Антон возмущённо фыркнул. Помог мне с пуговицами на его рубашке, но не сводил глаз с моего лица. — Лера, мы расстались три года назад. Ты думаешь, что я всё ещё о ней думаю?
Я немного застыдилась, придвинулась к нему, обхватив ногами, по волосам погладила.
— Я так не думаю. Но и не думать не могу.
Антон лишь головой качнул и буркнул:
— Женщины.
— Тебя же бесит Стас.
— Лера, это совсем другое дело. Я тебя у него отбил, времени прошло всего ничего, и мне очень хочется дать ему в лоб, когда вижу, как он тебя глазами жрёт. Опомнился, урод.
Я приложила палец к его губам.
— Всё, замолчи.
Кто-то скажет, что это слабость с моей стороны. Так старалась быть принципиальной, и, демонстрируя свою принципиальность, старалась добиться от мужа чего-то, каких-то серьёзных решений, признаний, выводов, а потом в одночасье сдалась. Но разве тоска ничего не значит? С тех пор, как я ушла от Антона, уехала из этого дома, я день за днём размышляла о том, как буду жить дальше. Без него, с ним… Последнюю неделю встречала его вечерами, снова готовила ему ужины, даже целовала при встрече и на прощание, и вроде бы всё было неплохо, но это не решало ни одной нашей проблемы. Антон говорил: люблю; говорил: верь мне; говорил: хочу, скучаю, но при этом все наши важные разговоры запинались об одну и ту же тему — деньги Давыдовых. Каждый раз, когда я заводила разговор на эту тему, ощущала острое неудовольствие, а Антон начинал досадливо морщиться.
Сегодня эта тема не всплыла, или мы намеренно её обходили, поэтому и в машине молчали, я не хотела знать о его поездке, о чём он разговаривал с Мариной и как долго они общались. Я не хотела о мачехе думать, и понимала, что мои волнения на её счёт беспочвенны, в отношении самого Антона. Но я видела взгляд Марины, я слышала её тон, улавливала оттенки её голоса, которые она всеми силами старалась замаскировать, и знала, чисто по-женски чувствовала, что Марина всё ещё небезразлична к моему мужу. Антон этого не понимал, так сказать, чисто по-мужски. Он думал и желал того, что видел в данный момент. Меня, назад не оборачивался. А я всё замечала, и не удивлялась. Наверное, потому что сама его любила, и понимала, что даже если мы расстанемся сейчас, я буду вспоминать его и спустя несколько лет. Вот как мама вспоминала отца. Надеюсь, что без злости, но точно с тоской. Потому что Антон сумел задеть моё сердце и душу, по-настоящему, поэтому я его никогда не забуду.
И забывать не хочу. Даже думать об этом, тем более сейчас, когда он целует меня со всей страстью, ласкает, соскучившись по моему телу, что-то горячо шепчет, и весь его жар и страсть для меня. И я отвечаю ему с нетерпением и жадностью. Повалились на постель, Антон с таким азартом избавлял меня от одежды, что я рассмеялась. Старалась ему помочь, расстегнула крючки на бюстгальтере, подёргала ногами, когда Антон с меня брюки стаскивал. Кинул их куда-то за свою спину и прижался губами к моему животу. Проложил дорожку поцелуев до груди и вдруг щекой прижался, как ребёнок, а я, смеясь, его голову оттолкнула.
— Зефирчик мой, беленький и сладкий.
Я потянула его наверх и поцеловала в губы. Потом руки за голову закинула, позволяя мужу делать со мной всё, что хочет. Глаза закрыла и только дышала сбивчиво и поверхностно, чувствуя, как губы Антона касаются моего тела. То там, то там, дразня и разжигая. А потом он вернулся ко мне, обжёг мои губы горячим дыханием, а когда отстранился, поднял мою ногу и поцеловал в пятку. Щекой потёрся, и я невольно ногой дёрнула.
— Щекотно!
— Я знаю. — И снова щекой потёрся, а я захохотала.
Я его любила. Любила, любила, чёрт возьми. Когда он вошёл в меня, одним сильным толчком, я ахнула, но и подумала о том, что люблю. И руки к нему протянула, обняла, запустила пальцы в его волосы, а щекой прижалась к плечу Антона. Глаза закрыла, отстраняясь от всего мира с его многочисленными проблемами и неурядицами, сейчас значение имел только мой муж и его старания ради моего удовольствия. Ладно, не буду эгоисткой: ради нашего общего удовольствия. Потом веселье ушло, и все мысли меня покинули, моё тело на самом деле стало напоминать зефир, мягкий и податливый, я перевернулась, когда Антон этого захотел, и лишь довольно вздохнула, чувствуя, как он целует мою спину. Одеяло скомкала, вцепилась в него, голову повернула и попыталась поймать губы Антона, хотелось его поцеловать. А муж на меня навалился, вжал в постель и снова проговорил мне на ухо, что я его Зефирчик. Мне начинало это нравиться.
Потом я долго лежала в темноте. Совершенно не спалось, да ещё и не так поздно было, а вот Антон уснул, обнял меня и успокоился. Сил много потратил, я его по волосам погладила и осторожно поцеловала в щёку. Обвела взглядом тёмную комнату, подумала о том, что чувствую себя дома. А на моей прикроватной тумбочке так и лежит моя заколка, которую я забыла. Антон её даже не убрал, не сдвинул ни на сантиметр. Это показалось важным. Вот только сон никак не шёл ко мне, мне показалось, что я очень давно лежу, слушаю дыхание мужа, а мысли вновь начали возвращаться к Марине и их совместной поездке. Думать об этом не стоило, и не думать не получается, поэтому я, немного посомневавшись, осторожно выбралась из-под руки Антона. С постели встала, взяла в ванной халат мужа и завернулась в него. Спускаясь по лестнице на первый этаж, забрала с перил галстук Антона и его свитер. В отличие галстука тот явно висел здесь раньше, брошенный за ненадобностью. Прошла по дому, включая везде свет и заглядывая в комнаты, проверяя порядок, потом прошла на кухню и налила себе апельсинового сока. Присела на высокий табурет у окна, стала вглядываться в темноту на улице. Где-то далеко, на другом берегу Волги, виднелись огни, они отражались в воде, как и луна, абсолютно круглая сегодня. На отражения в воде я и смотрела. Пила сок, думала о чём-то беспокоящем, но отстранённом, совсем не о Марине, и смотрела на огни.
