— Понимаешь, я могла бы вернуться к родителям. Конечно, могла бы, они бы меня приняли, но что бы я стала там делать? В нашем городе только фабрика, которая, слава Богу, при новых хозяевах работает, но я себя как-то не представляла на фабрике. Я умею только танцевать, я даже школу закончила, находясь за три тысячи километров от нее. Привезла золото и получила диплом об окончании среднего образования. Меня даже секретаршей не возьмут!
— Возьмут. — Костя кинул на нее выразительный взгляд, а Нина его осудила:
— Тебе не стыдно?
Он рассмеялся.
— Я пошутил. Извини. И, конечно, понимаю, почему ты не вернулась. И мало того, я рад, что ты не вернулась. Иначе бы мы не встретились.
— Ну, спасибо.
— Нин, ты мне нравишься, — сказал он, и это было мало похоже на обычный комплимент. — И мне нравится, что ты отводишь глаза, когда я тебе об этом говорю. Потому что все понимаешь. Ты знаешь, что мне от тебя нужно, а я, в свою очередь, обещаю, что избавлю тебя от всех насущных проблем. Думаю, мы с тобой найдем общий язык.
— Это ты меня сейчас в любовницы зовешь?
Он не ответил, поднес бокал к губам и кивнул, при этом не спуская с нее глаз.
— Да, очень ненавязчиво, — пробормотала она, а Шохин усмехнулся.
— Ну, а что мне делать после сегодняшнего? Обхаживать тебя или изнасиловать в машине?
Нина смяла в руках салфетку, что лежала на коленях.
— Костя, давай начистоту? — Он согласно кивнул. — Я не знаю, что бы вышло у нас при других обстоятельствах, но сейчас я в таком положении, что у меня нет выбора. И дело не в том, что ты мне не нравишься, ты вообще к этому отношения не имеешь, я говорю о себе. Мне нужна защита. Я только сейчас начинаю понимать, во что же влезла, и не знаю, как самой с этим справиться. Понимаю, что вряд ли смогу.
— Это точно.
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — честно призналась она.
— Я понимаю. Не переживай. — Он поднял бокал, предлагая ей чокнуться. — Отпразднуем?
Нина коснулась бокалом его бокала, правда, веселья и довольства не ощущала.
— Сделку?
— Все отношения, в своем роде, сделка, наши не хуже других. Ты это поймешь.
— А тебя не смущает, что я…
— Меня ничего в этой жизни не смущает, — перебил он ее.
Нина все-таки улыбнулась.
— Заметно.
— Тебе кажется это странным?
— Конечно. Ты же единственный в своем роде.
Он рассмеялся, оценив ее маленькую хитрость. Протянул руку, и Нина, после секундного колебания, вложила свою ладонь в его пальцы, и замерла, глядя, как Костя ее осторожно сжимает.
— Я завтра уеду, — сказал он, и Нина вскинула на него удивленный взгляд.
— Ты же только приехал.
— Всякое бывает. Мне срочно нужно в Киев.
— Надолго?
— На неделю, может, дней на десять.
Нина наблюдала за тем, как его палец кружит по ее ладони, никак глаз отвести не могла, а еще ждала, какого подарка Шохин потребует от нее на прощание. И, наверное, он понимал, о чем она думает, потому что усмехался.
— Поэтому я сейчас отвезу тебя домой, — сказал он, с едва заметным смешком. Именно после этого смешка, который все расставил по своим местам, Нина поняла, что начинает краснеть. — У меня самолет рано утром, надо хоть немного поспать. Ты меня простишь?
Она освободила руку из его пальцев.
— Прекрати!
Шохин, не скрываясь, рассмеялся.
— Ты сначала побледнела, потом краснеть начала. Думаю, когда я вернусь, мы обсудим этот вопрос подробнее.
— Как хочешь. Только не говори, что тебя это не устраивает. — Она взяла бокал и залпом допила вино.
Он пожал плечами и нахально улыбнулся.
— Не знаю. Но выясню.
Остаток вечера Нина украдкой наблюдала за ним. Как он сидит, как ест, что говорит. Пару раз к ним подходили люди, чтобы просто поздороваться с Шохиным, или, как Нина это про себя назвала: засвидетельствовать почтение. Это именно так и выглядело, ему едва ли не кланялись, но сказать, что он наслаждался этим или хотя бы замечал такое отношение, было нельзя. Он всех слушал. Слушал, сразу задумывался, отчего его лоб прочерчивала глубокая морщина.
Кажется, он настоящий трудоголик, даже в ресторане, ужиная с девушкой, не может послать работу куда подальше, хотя бы на час. А иногда он пугал Нину пронизывающими взглядами или резкими словами. Он не был груб, он был безапелляционен, по некоторым вопросам у него было собственное мнение, оспорить которое возможным не представлялось. Нина смотрела на него, отмечая про себя деталь за деталью, и невольно начала представлять их вместе в постели, но представлять — слишком сильно сказано, представить это никак не получалось. Хотя, после сегодняшнего, вроде чего проще? Целовал он ее со знанием дела, и у нее не нашлось ни сил, ни желания его остановить, но, думая об отношениях с ним, как с человеком, пусть и основанных не на любви и доверии, не могла понять, как сможет к нему приспособиться, найти подход.
Константин Шохин был глыбой, тем самым айсбергом, который сумел потопить «Титаник», а она рядом с ним весельная шлюпка, больше напоминающая щепку. Чувствуя некоторую досаду, подумала о том, что с мужем они всегда были друг другу под стать, а с Костей ей надо держать ухо востро, чтобы не надоесть ему своей простотой и, наверное, врожденной провинциальностью слишком быстро. Он увидел ее и захотел, но насколько хватит его желания? И что с ней будет, когда он от нее устанет?
Прежде чем расстаться у ее дома, Костя протянул ей визитку.
— Если тебе что-то понадобится, звони Ване, он все решит.
Визитку Нина взяла, покрутила между пальцев.
— Что мне может понадобиться?
— Что угодно. Помощь, деньги, машина.
— Уверена, что я справлюсь, — заверила его Нина, но визитку убрала в сумку, решив не спорить.
— Угу, — невнятно отозвался Шохин, разглядывая ее. Они стояли у машины, единственный фонарь у дома был слишком далеко, и Нина могла лишь прислушиваться к своей интуиции, не видя Костиного лица и не зная его реакции на ее слова. Просто стоять рядом с ним было глупо, не дети ведь, и после коротких сомнений она положила руку ему на грудь. Пальцы легко пробежались по пуговицам рубашки, она почувствовала, как поднялась его грудь на глубоком вдохе, и инстинктивно подалась навстречу его губам. Ее давно не целовали, тем более так, со всей страстью, ничего удивительного, что тело отреагировало с такой готовностью. Стало жарко, приятно от его ласк, и захотелось большего. Мелькнула шальная мысль, будто жаль, что он уезжает. Что оставит ее сейчас, и не вернется много дней. Странно было думать так о чужом, практически незнакомом мужчине. Чувствовать его руки, губы, прикосновения языка, ощущать его дыхание и запах чужого одеколона, и еще получать от этого какое-то удовольствие.
