— Я его выпустила и телевизор включила. Он занят.
Шохин смотрел на ее грудь, ладонями по бокам водил, потом провел языком по ложбинке. Нина сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
— Ты красавица.
— А ты медведь, — шепотом проговорила она. — Каждый день синяки замазываю.
Он усмехнулся.
— Где?
Она взяла его руки и спустила к себе на бедра.
— Здесь.
— Да, — признал он, — я неравнодушен к этой части твоего тела.
Шохин носом в ее грудь уткнулся, Нина чувствовала, что он улыбается, потом подхватил ее под ягодицы и чуть приподнял, теснее прижимая к своему паху. Потом еще раз, и еще. У нее вырвался нетерпеливый стон, расстегнутая пряжка его ремня больно давила на низ живота, царапала кожу. Нина принялась торопливо расстегивать молнию на его брюках, сама Костю поцеловала, а он только держал ее за спину, чтобы она не свалилась с опасно покачивающегося кресла. Спинка уперлась в подоконник, и Нина ухватилась руками за его края, удерживая равновесие. Дурацкие подлокотники мешали, она уже хотела плюнуть на все и встать, но Шохин нашел решение, нужный угол, и Нине осталось только опуститься на него, медленно, до упора, и так замерла ненадолго. Кресло под ними тоже замерло, наверное, готовясь к предстоящему, а они смотрели друг другу в глаза и не шевелились, дыхание смешивалось в одно, и едва касались друг друга губами. Нина смахнула челку с Костиного лба, провела пальцем по щеке. Рука, которой держалась за подоконник, дрогнула, кресло под ними качнулось, и Шохин разулыбался, когда она резко втянула в себя воздух сквозь сжатые зубы. Он был глубоко внутри, давил на какую-то точку, о которой она раньше и понятия почему-то не имела, и от малейшего движения на нее накатывал жар, и мгновенно темнело в глазах. А он еще подхватил одну ее ногу под коленку и поднял повыше, над подлокотником кресла.
— У тебя хорошая растяжка.
— Заткнулся бы ты, умник, — от души пожелала она.
Он засмеялся, поцеловал ее в подбородок. Качнулся на кресле, и снова уставился Нине в глаза.
Она сухие губы облизала, а подумала о том, что никогда не видела столь чистого голубого цвета глаз, просто невероятно. Прижалась лбом к его лбу, стала осторожно двигаться, поддаваясь его руке. Костя гладил ее по спине, ладонь опустилась на поясницу и принялась едва ощутимо массировать, подталкивая Нину в нужный момент в нужную сторону. В конце концов, она опустила голову ему на плечо, и лишь делала, что он хотел. Никакого безумства, порывистости; пьянящая неторопливость, страстные вздохи, сами собой слетающие с губ, и Нина только замирала порой, пытаясь удержать особо острое ощущение, и впивалась ногтями в Костино плечо. Ей показалось, что прошло несколько часов, прежде чем Шохин сам затрясся, и до боли сжал ее в своих объятиях. Застонал сквозь зубы и прижался губами к ее виску.
— Красавица моя…
Она только после этих слов глаза открыла, будто после летаргического сна очнулась, и искренне выдохнула, пораженная:
— Боже мой. — На Костю посмотрела, его лоб был покрыт испариной, а заметив, как судорожно кривится его рот, рассмеялась. — Тебе было куда труднее.
— Зато кресло не сломали.
Может и не сломали, но когда Нина с него вставала, заскрипело оно жалобно и как-то обижено.
— Зато моему платью конец, — с ноткой сожаления проговорила она, приводя себя в порядок, одергивая подол платья и прикрывая грудь. Хотя, какой мог быть с ней порядок, вся помятая и на трясущихся ногах.
— Купи себе другое, — посоветовал Шохин. Подмигнул. — А лучше два. — Брюки застегнул и подкатился обратно к столу. За талию Нину прихватил и поцеловал в живот. Она еще не до конца пришла в себя и поэтому никак не отреагировала. Внутри все дрожало, отзываясь на малейшее движение, а еще хотелось пить. Во рту пересохло, даже глотать было трудно.
— В холодильнике есть бутылка вина, — сообщил ей Костя, когда Нина отправилась за минералкой.
— Прекрати меня соблазнять, — воспротивилась она. — Сил все равно не осталось.
— Говори за себя, — скорее по инерции, чем всерьез, сказал Шохин.
— Хвастун, — проговорила Нина негромко. Достала бутылку минеральной воды и оглянулась на Гришу, который устроился наверху своей клетки и деловито чистил перья. По телевизору шла реклама, детский голос запел про фруктовый йогурт, и Гриша резко вскинул голову, прислушался, потом рискнул повторить, правда, переврав мотив. Нина улыбнулась, выпила залпом половину стакана минеральной воды и вздрогнула, когда Гриша выдал Костиным голосом:
— Чего молчишь?
Нина секунду собиралась с мыслями, а потом решила впервые с попугаем поговорить, хотя это казалось немного глупым.
— Твой хозяин, Гриша, лишил меня последних сил. Поэтому молчу.
Гриша склонил на бок хохлатую голову, уставился на нее испытывающе глазками-бусинками, после чего с чувством превосходства произнес любимую фразу: — «Спартак» — чемпион!
Нина рассмеялась.
— Это точно.
В комнату вернулась со стаканом воды для Кости. Поставила на стол, с улыбкой разглядывая Шохина, с какой вальяжностью он развалился в своем кресле, вытянув ноги и сложив руки на животе. Хоть и говорил, что еще способен на многое, но на самом деле выглядел уставшим.
— Попей.
Он лениво потянулся за стаканом, а Нина подошла, и, пользуясь тем, что он в добродушном расположении духа, наклонилась к нему и поцеловала в щеку.
— Мне пора. Позвонишь мне завтра?
— Позвоню. Машина ждет внизу.
— Правда?
— Я уже начинаю свыкаться с мыслью, что ты беглянка. Слушай, а может, ты просто во сне пинаешься?
— Нет. — Нина улыбнулась, стараясь перевести все в шутку. — Просто боюсь тебе надоесть.
— Ага, — вяло отозвался Костя и глаза закрыл.
Через несколько минут она вышла из спальни, переодевшись в любимые джинсы и приведя себя в порядок. Шохин так и сидел в кресле, с закрытыми глазами, Нина подошла к нему и еще раз поцеловала.
— Я буду ждать твоего звонка, сообщи, если уедешь. И ложись спать, Кость, слышишь?
Он кивнул. Нина отступила, но он успел схватить ее за руку, и ей пришлось вернуться, встретила его пытливый взгляд.
— Все было здорово, — негромко проговорила она. — Буду ждать твоего возвращения.
Его пальцы разжались, и он ее отпустил. Проводил взглядом до дверей, слышал, как она сказала:
— Гриша, пока.
Попугай высказал в ответ нечто замысловатое и неразборчивое, а Костя дождался, когда хлопнет, закрываясь, входная дверь, и тогда уже поднялся и направился в спальню. На постели было аккуратно разложено испорченное платье и порванные трусики. Шохин усмехнулся, сгреб все это в охапку и головой покачал.
