— Тише.
Даже в юности, познав, что такое секс, она не творила подобных безумств. Пашка был ярым сторонником комфорта, и любовью предпочитал заниматься в постели, в редких случаях на диване, его даже пол не устраивал, жестко, видите ли. А вот Костя не уставал ее удивлять. Стол, кресло, заднее сидение автомобиля, а то и просто у стены в прихожей его квартиры. И получалось совсем не наспех, и не смазывая впечатления. Каждый раз по-разному и с иным вкусом. Однажды они даже в лифте это почти сделали. Почти, потому что кому-то из соседей пришло в голову вызвать лифт в три часа ночи и пришлось торопливо приводить себя в порядок и переводить дыхание. А вот теперь он банальным образом разложил ее на столе своего кабинета. Ниже падать, кажется, уже некуда, разве что «Тюльпан» остался, но это другое, это будет не игра, а на самом деле моральное падение, на это Нина вряд ли когда согласится. Да и сомнительно, что Косте захочется, он в этом отношении брезгливый. Он в клубе появляется зачастую ради поддержания деловых и приятельских отношений, и к девочкам относится ровно, без особого желания кого-то пощупать или на кого-то поглазеть.
Стол пару раз жалобно скрипнул, когда его хозяин вошел в раж, Нина охнула, обняла Костю за шею, когда он склонил голову к ее груди. Бурно дышал, захватил губами сосок, а потом замер ненадолго. Щекой о ее плечо потерся, а Нина снова голову откинула, посмотрела на часы и с явным неудовольствием заметила:
— Ты прям Штирлиц. Оставил три минуты на то, чтобы одеться. Мундир начистить.
Он глухо рассмеялся, продолжая щекотать дыханием ее шею. Выпрямился, в лицо Нине посмотрел и покаялся:
— Прости. Теперь я тебе должен.
Нина села, приложила ладони к горящим щекам и взяла у Шохина носовой платок, провела им по животу. Потом призналась:
— Если честно, мне это нравится. То я тебе должна, то ты мне. Тебе платок вернуть?
Костя ухмыльнулся, застегнул молнию на брюках.
— Обойдусь.
Нина игриво пожала плечами и кинула платок в мусорную корзину. Вернула бретельки лифчика на плечи. Потом поманила Шохина к себе, поправила ему галстук и воротник рубашки.
За этот самый воротник его к себе притянула и поцеловала в подбородок.
— К встрече с мэром готов, — сказала она.
— Еще как готов. — Указал на неприметную дверь в углу. — Там ванная, и у тебя две минуты.
Она со стола спрыгнула, взяла платье и сумочку и ушла в ванную. Две минуты растянулись на пять, и когда Нина вышла в кабинет, дверь в приемную уже была распахнута, а Костя пил кофе, глядя в окно. — Хочешь?
— Нет. — И добавила бодро и громко: — Наш разговор о… — Призадумалась на секунду: — О школе не вызвал у меня желания выпить кофе.
Шохин чуть слышно фыркнул.
— Малыш, ты для кого стараешься?
— Для себя, конечно, — ответила она тише. Отобрала у него чашку и сделала глоток. — Ты ведь маньяк сексуальный, и тебе все нипочем. А мне еще бывает стыдно.
— Поцелуй меня.
Она благочестиво клюнула его в щеку. Костя не спускал с нее глаз.
— Ты умница. Я прям не нарадуюсь.
Нина поставила чашку на стол, важно кивнула.
— Да. Мама с детства мне говорила, что я поддаюсь дурному влиянию.
Костя рассмеялся.
Из кабинета они вышли вместе. Нина старалась не встречаться взглядом с секретаршей, держалась за Костиным плечом и лишь вежливо попрощалась, прежде чем выйти за дверь. Пока ждали лифт, к Шохину дважды подходили за подписью, а Нина украдкой поглядывала по сторонам, присматриваясь к сотрудникам с тем же любопытством, что и они к ней. А когда вошли в кабину, снова прильнула к Косте, обняв за шею. Это было спонтанное желание, знала, что он может быть не в восторге от таких нежностей, но рискнула, и он не оттолкнул. Наверное, чувствовал себя немного виноватым за то, что оставил ее без сладкого.
— Спасибо тебе за школу, — повторила она, причем очень серьезно. — Ты не представляешь, что это для меня значит. Тебе это дорого обошлось?
— В ремонт школьной спортплощадки.
— Боже. Прости.
— Не думай об этом. — Отстранил ее от себя, когда лифт остановился. Правда, руку протянул, и Нина со странным, незнакомым до этого дня восторгом, ухватилась за эту руку, чувствуя себя девчонкой. Которую только что совратили, но после не бросили и даже не отвернулись. По сторонам посматривала, встречала взгляды незнакомых людей, некоторые с Шохиным здоровались, а тот кивал в ответ, но несколько отстраненно. Нина даже подумала, что он вряд ли кого узнает, это его все знают. А она шла с ним рука об руку, и этим привлекала к себе внимание. Ей всегда было немного неловко от чужого внимания. Сам Костя еще когда сказал ей, что ему безразлично мнение других, главное, что ему она нравится. И он без всякой задней мысли знакомил ее со своими друзьями, деловыми партнерами, он знакомил ее с людьми такого ранга, о встрече с которыми в своей обычной средненькой жизни Нина и помыслить не могла. А рядом с Константином Шохиным она была кем-то, достойным внимания. Это было соблазнительно и противно одновременно. Все, без сомнения, знали, что она всего лишь его любовница, но в его присутствии относились к ней со всем уважением. Грета считала, что это вершина, говорила, что гордится Ниной за то, что не струсила, не отступила, добилась, но сама Нина не считала это достойным зависти. Она все равно никто в глазах этих людей, не ровня им.
Она всего лишь любовница-стриптизерша. Но желание быть с Костей пересиливало стыд и презрение. Одно то, что он ею доволен — радовало. Хотя, и задуматься заставляло. Понимала, что ее радость ему не нужна, но бороться с собой не получалось. Наверное, она глупая и провинциалка до мозга костей, раз влюбляется в каждого, с кем спит. Одно успокаивало: Костя лишь второй. И он, под шелухой большого города, хороший человек, даже если сам в это не верит или не хочет верить.
— Ваня отвезет тебя домой, — сказал Костя уже в машине. — У ресторана меня высадите.
— Ты вечером заедешь?
— Заеду, — пообещал он. — Освобожусь к девяти, потом съездим поужинать, да?
— Хорошо, — медленно проговорила она. Разглядывала его, и Костя, заинтересовавшись, спросил одними губами:
— Что?
Нина улыбнулась и тут же отвернулась. Шохин рядом хмыкнул.
— Я помню, не переживай. — Взял ее за руку, покрутил серебрянное колечко у нее на пальце, папин подарок на шестнадцатилетие.
На прощание ее поцеловал. Нина помахала ему рукой в окно, глядя, как он идет ко входу в ресторан, и откинулась на сидении, глянула на затылок водителя.
— Ваня, Константин Михайлович говорил, что у вас ребенок маленький.
— Да. Сыну три года.
— Замечательный возраст.
— Жена не успевает за ним следить, — то ли пожаловался, то ли похвалился он.
