— Это ты.
Он удивился.
— А ты кому звонила?
Нина улыбнулась, оглянулась на спящую дочку, и шёпотом ответила:
— Тебе. Просто ты трубку не брал…
— Я в Богородске.
— Ты же говорил, что не поедешь.
— Пришлось, — лаконично отозвался он, явно не собираясь порадовать её подробностями. — А у тебя как дела?
— Родители, кажется, поставили на мне жирный крест.
Шохин рассмеялся.
— Серьёзно? Развод — это обыденная вещь в наше время.
— Не для них.
— Теперь я буду знать, что ты из высокоморальной семьи.
— А раньше ты этого не знал?
— Малыш, ты скучаешь?
— Да, — призналась она. — А ты?
Шохин хохотнул и не ответил. А Нина пожаловалась:
— Неужели так трудно это сказать?
— Я тебя хочу.
— Хоть что-то.
— Это не «что-то», это очень серьёзно. Ты должна это знать. — Он что-то делал, Нина слышала шаги, звуки, какой-то шелест, и совсем не ожидала следующего вопроса: — Твой муж там?
— Нет, он уехал. Правда, прежде заклеймил меня изменщицей.
— Даже так? Когда ты вернёшься?
— В понедельник утром, поезд приходит в одиннадцать утра.
— Слава тебя встретит.
— А ты приедешь? — спросила, и вдруг самой почудился в этих словах намёк, поспешила пояснить: — Вернёшься в город к понедельнику?
— Я постараюсь, но не уверен. Тут кое-какие проблемы, надо разобраться.
— Константин Михайлович, — послышался далёкий женский голос, — стол накрыт.
Нина насторожилась.
— Кто это?
— Нин, а ты как думаешь?
— Я не хочу думать, я хочу знать.
— Какая-то девушка, которая здесь работает. То ли секретарша, то ли официантка. Имя узнать?
— Нет, зачем?
Костя рассмеялся.
— Действительно, зачем?
Нина закрыла лицо рукой, чувствуя неловкость из-за своего поведения.
— Я ещё не ужинал.
Сразу почувствовала себя виноватой.
— А меня весь день кормят. Приеду, испеку тебе мясной пирог.
— Это звучит очень эротично.
— Что, я умею.
— Не сомневаюсь.
Его снова окликнули, на этот раз по имени и мужским голосом, и Нина с сожалением принялась прощаться:
— Иди, тебя ждут.
— А ты чем займёшься?
— Лягу спать. Больше здесь делать нечего.
— Завидую. Я бы с удовольствием присоединился.
— Вот и думай об этом, точнее, обо мне. А не о секретаршах и официантках.
— Обещаю. Пока, красавица.
— Пока. Люблю тебя.
Нина даже встрепенулась, когда эти слова слетели с её губ. До этого сидела, навалившись на подоконник, а тут резко выпрямилась и замерла, в полной тишине, кажется, даже сердце удар пропустило. В трубке ещё не было гудков, просто тишина, а это значило, что Шохин ещё на проводе, и без сомнения слышал её слова. И Нина, испугавшись, нажала на отбой. Зажмурилась в ужасе. Как она могла это сказать?
Как она могла такое ляпнуть?!
Долго не могла успокоиться. Всё раздумывала, стоит ей Косте перезвонить и попытаться как-то объяснить свои слова или нет. Но то, что он сам этого не сделал, наводило на невесёлые мысли.
Видимо, вникать в женские чувства ему не слишком хочется. И что же теперь делать ей?
Притвориться, что ничего не случилось, и её признание ничего не значит?
До понедельника она ему больше не звонила. Надеялась, что Шохин сам позвонит, захочет с ней поговорить, но время шло, телефон молчал, и Нина убеждала себя, что он занят. Просто занят, и ему не досуг отвлекаться на телефонные разговоры, не имеющие отношения к делу. Убеждения не помогали, после них не становилось легче, и ещё больше хотелось вернуться домой. Чтобы стать ближе к Косте, хотя бы условно.
Перед отъездом родители предприняли ещё одну попытку разобраться в том, что происходит в её жизни, но больше не упрекали. Стало ещё хуже: они принялись давать ей советы. Нина, не желая с ними спорить, выслушала их, кивала и даже улыбаться силилась. А когда села в такси, чувствовала огромное облегчение, не смотря на то, что минуту назад от души расцеловала отца с матерью. Помахала им рукой и прижала к себе сонную дочь. Было раннее утро, и Арину с трудом удалось поднять с постели и одеть, и заснула она тут же, как такси тронулось с места.
Утро понедельника в городе, который она уже считала своим, выдалось дождливым и пасмурным. Дождь противно моросил, под ногами лужи, и ветер сырой и прохладный. Нина зябко повела плечами и порадовалась, что догадалась взять для Арины кофту с капюшоном.
Слава встретил их у вагона, с зонтом в руках, который передал Нине, а сам взял сумку с вещами.
Они торопливо направились к зданию вокзала.
— Погода как испортилась.
Слава кивнул.
— Всю ночь дождь шёл. А там дождя не было?
— Все выходные солнце.
— Это хорошо. — Он обогнал их, положил сумку в багажник, и поторопился открыть перед ними заднюю дверь автомобиля. Поднял Арину, подхватив под мышки, и помог забраться в салон.
Нина благодарно улыбнулась, закрыла зонтик и встряхнула его. Ариша уже привычно устроилась на кожаном сидении, придвинулась к окну, а Нина когда села, попросила её:
— Малыш, пристегнись.
Арина потянула за ремень безопасности, ловко щёлкнула замком. Она недавно научилась это делать сама, и, кажется, ей это нравилось, от помощи неизменно отказывалась.
— Слава, — обратилась она к водителю, когда они выехали с вокзальной стоянки, — а Константин Михайлович вернулся, вы не в курсе?
— Ваню утром в гараже видел, значит вернулся. Он с шефом ездил.
Нина откинулась на сидении, не уверенная, что ей стоит радоваться. Костя в город вернулся, но ей не позвонил. Но ведь он опять мог вернуться под утро…
— Отвезти вас сразу домой, Нина Фёдоровна?
— Да, спасибо, — рассеянно отозвалась она.
И кто тянул её за язык? Зачем было произнесено это «люблю»?
Весь день отдёргивала руку от телефона. Очень хотелось позвонить, но каждый раз страх пересиливал. Наверное, она сама себя запугивала, и можно было позвонить и заговорить с Костей, как ни в чём не бывало, и, наверное, она бы справилась, но горечь из души не уходила, и слова, что слетели с её губ, для неё значили очень многое. И она пока ещё не была готова выяснить, что Костя не хочет отвечать на её чувства. На желания — да, с превеликим удовольствием, но чувства — это слишком. А она опять не заметила и переступила грань.
