Нина закрыла лицо рукой. И ничего не оставалось, как сказать:
— Прости.
Шохин независимо повёл плечами, наклонился за пижамными штанами. Нина наблюдала за ним, за тем, как он надевает штаны, подтягивает их, а руки так и остались на поясе. Его поза говорила о явном недовольстве.
— Нина, кажется, мы говорили об этом.
— Когда?
— В самом начале. Когда я просил тебя не играть со мной.
Она повернулась к нему спиной, села и потянулась за халатом. У неё даже халат в его доме был!
Халат, зубная щётка, смена одежды, косметика, крем для рук… даже прокладки в шкафчике под раковиной в ванной. А он говорит ей о том, что она с ним играет!
Нужно было срочно справиться с эмоциями. Поднялась и завязала пояс халата. На красивый, ровный бантик.
— Я не играю.
— У нас с тобой был уговор.
Его голос звучал ровно, без лишних эмоций. Это жутко раздражало. Нина резко повернулась и сказала, невольно повысив голос:
— Я уже извинилась. Что ещё ты хочешь? — Ушла в ванную и хлопнула дверью.
Попыталась отдышаться. Всё бы сейчас отдала, лишь бы не видеть Шохина. Вот бы он куда-нибудь испарился, ушёл… Ушёл, чтобы её не видеть. От этой мысли ещё хуже, если честно.
— Дура я дура, — проговорила она себе под нос глядя в зеркало.
В ванной, кроме белья, никакой одежды не было. Пришлось выходить, в чём есть. Костя сидел на постели, сунув за спину подушку, и щёлкал по кнопкам пульта. Но как только Нина появилась перед ним, ощупал её взглядом.
— Ты уходишь?
— А что, ожидалось, что я нацеплю на лицо благодушную улыбку и продолжу тебя развлекать? — Она влезла в любимые джинсы и зло дёрнула молнию наверх. — Или я упустила ещё один важный пункт из нашего уговора, и я обязана это делать?
— Прекрати истерить.
Отвернулась от него, надела кофточку. Волосы растрепались, и пришлось наскоро собирать их в хвост. Кажется, так обидно ей не было даже в тот день, когда от неё муж ушёл. А ведь он был мужем, и с ним она прожила много лет. Но в отличие от Шохина, Пашка никогда не отмахивался от её любви, как от назойливой мухи. Они расставались с болью, но не открещиваясь от оставшихся между ними отношений и чувств, а Костя… Костя будто боялся её привязанности. Боялся, что она прилипнет к нему, и в тот момент, когда ему это надоест, избавиться от неё будет трудно. Именно так всё и выглядело, и именно от этого было особенно больно.
— Я не понимаю, почему ты обижаешься. Я тебе не врал.
— Ещё бы! Ты самый прямолинейный человек в этом городе. Кто этого не знает?
— Ты видишь во мне недостатки, это уже неплохо.
— Да, Костя, вижу. И к твоему несчастью, они меня не пугают. Правда, не думаю, что это хоть как-то выделяет меня из толпы… — В конце концов, лишь рукой махнула, запутавшись в словах, эмоциях и обиде. Выдохнула, всё-таки посмотрела на него, хотя от его взгляда хотелось застрелиться. Лёд, пустота… Остаётся только удивиться, как можно любить такого человека.
Вот только удивление проходило через пару секунд, и оставляло после себя горечь безысходности.
Он даже проводить её не вышел. Нина справилась с желанием хлопнуть и входной дверью, решила, что это лишь ещё больше покажет её слабость, и поэтому тихо её прикрыла. Зато с силой дёрнула железную дверь лифта, вошла и вытерла слёзы. Вдохнула поглубже, и мысленно попросила себя не паниковать. Завтра всё как-нибудь уладится.
Нина на самом деле надеялась все уладить. Хоть и злилась на Шохина сильно, но после бессонной ночи, не найдя никаких оправданий ни для себя, ни для него, уже готова была отступить. То есть, не отступить — куда от любви отступишь? — а принять все, как есть. Хотя, не понимала, чем она Костю так напугала. Чем ее любовь для него плоха? Неужели лучше, если бы она ценила его за деньги, связи? От девушки своего круга он вряд ли стал бы требовать выполнения пунктов какого-то уговора, а она… С ней можно лишь договариваться. С ней можно спать, ее можно показывать друзьям, хвалиться приятным во всех смыслах приобретением, а в ответ ждать здравомыслия и послушания.
Все было бы куда проще, если бы она могла ответить ему тем же. Но в ней, наверное, какой-то дефект, нужно обязательно влюбиться в того, с кем спишь. И вместо того, чтобы отмахнуться, и просто жить удобно и счастливо рядом с подходящим ей во всех смыслах мужчиной, она нашла себе очередную проблему: задумалась не только о его телесных удовольствиях, но и о душевном комфорте. Можно подумать, он ее об этом просил. А Костя прав, она на самом деле заигралась. Решила, что ей можно то, на что он ей прав не давал. Что она может рассчитывать на нечто большее, чем секс, похвала после и пачка денег в нужный момент.
Нина тряхнула головой. Рассердилась на себя за эти мысли, снова метнувшиеся от благоразумия к обиде. А ведь утром, после бессонной ночи, смогла наконец убедить себя в том, что Костя прав. Хоть в чем-то. Навязываться ему она права не имеет, и потерять его не готова, к тому же из-за того, чего он ей, собственно, и не обещал. Именно поэтому сама к нему приехала, поклявшись себе, что порадует его этой чертовой благоразумностью. Если его это заводит и для него это важно. Она готова принять его точку зрения, удобную позу и что еще он от нее потребует.
Готова, но при этом снова скатилась на сарказм.
В дверях столкнулась с Лидией Аркадьевной. Та выходила, держа на поводке свою собачку, поторапливала ту, а болонка, приметив Нину, кинулась ей в ноги, отчаянно виляя хвостом, повизгивая и обнюхивая. Нина заставила себя улыбнуться.
— Доброе утро.
— Ниночка, доброе утро. Вы сегодня рано.
— Надеялась, Костю застать, — не стала она таиться.
— Дома, дома, — отчего-то заговорщицким шепотом проговорила домработница. — Кажется, не в настроении.
У Нины внутри все похолодело, но Лидия Аркадьевна заметить этого не захотела, и даже приободрила:
— Вас увидит и успокоится.
— Думаете?
— Уверена. Проходите. А я пойду в химчистку.
Она дернула за поводок, увлекая за собой Тусю, и шагнула к лифту. А Нина сделала глубокий вдох, прежде чем переступить порог квартиры и закрыть за собой дверь. Замерла в прихожей, прислушиваясь, подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Чувство было такое, словно к чему-то судьбоносному готовится. На кухне работал телевизор, Нина слышала степенный голос диктора новостей, Гриша в унисон с ним что-то ворчал, потом громко спросил:
— Грушу хочешь?
— Хочешь грушу? — переспросил Шохин, и от звука его голоса Нина вдруг перепугалась, на мгновение захотелось сбежать. Практически заставила себя выйти из сумрака коридора, прошла к кухне, остановилась на пороге. Костя захлопнул дверцу холодильника, увидел ее, но своего удивления ничем не выдал. Но и не улыбнулся. Только повторил слова Лидии Аркадьевны:
