— Я знакома с твоей женой, и я за женскую солидарность.
— Ты же ей не подруга, — со смешком проговорил он.
От этих слов и его тона стало неприятно, но пришлось проглотить и снова улыбнуться. Вадик тем временем вкрадчиво поинтересовался:
— Надеешься, что он проникнется?
Пришлось напустить в глаза непонимания.
— Ты о чём?
— О Косте. Он никогда не возвращается, Нина. Спроси обеих его жён.
Нина сглотнула. Так жены, значит, было две. Вовремя выяснила.
— Я ничего не жду.
— Тогда в чём дело?
На его лице было написано откровенное непонимание. По разумению Вадика, она уже минут десять назад должна была повиснуть на его шее, обрадованная даже тенью его желания, и обслужить так же, как Илона Изланова. Кстати, те в гримерке затихли.
— Переспать с тобой — на это много ума не надо, Вадик.
— Без ума даже лучше, — заверил он. Он запустил пальцы в её волосы, сжал затылок, заставляя Нину повернуть голову. Она смотрела ему в глаза, а когда Вадик наклонился к её губам, посомневавшись секунду, на поцелуй ответила. И совсем не ожидала, что Вадик тут же навалится на неё, вдавливая в диван. Нина попыталась воспротивиться, даже кулаком его в живот пихнула.
— Ты спятил, что ли? — громким шёпотом завопила она. — Вадик!
Вместо того, чтобы отодвинуться, он схватил её руку и потянул к своей ширинке. Нина сжала руку в кулак.
— Вадик, блин! — громче и разгневаннее воскликнула она.
Дверь гримерки открылась, появился растрёпанный Рустам, увидел их на диване, и усмехнулся.
— Смотрю, кое-кого даже диван в коридоре не смущает.
Нина наконец спихнула Вадика с себя, прикрыла грудь рукой и попыталась отдышаться. На Изланова кинула разгневанный взгляд, когда тот на неё уставился. Хотела встать с дивана, чтобы уйти, но Вадим удержал её за руку. А когда Нина снова села, обняла за плечи, а на приятеля глянул многозначительно. Рустам расценил его взгляд правильно, хмыкнул и вышел в зал.
— У меня такое чувство, что ты в отчаянии, — сказал ей Вадим.
Нина саркастически ухмыльнулась.
— Даже не знаю, что тебе возразить. Я с тобой целовалась по собственной воле. Наверное, на самом деле спятила.
— Да ладно. — Он погладил её по руке. Стало щекотно, и Нина дернула плечом. — Ты же знаешь, что Костя себе уже нашел новое развлечение. Ты чем хуже?
Она отвернулась от него и сглотнула. Вадик же настырно заглядывал ей в лицо.
— Тебя это волнует, на самом деле?
— Отстань.
— Ты красивее этой блондиночки с телевидения. Тебе легче от этой мысли?
— Нет, — честно сказала она.
— И зря. — Вадик прижался губами к её шее и повторил: — Ты куда красивее.
Нина решительно поднялась.
— Мне это льстит.
Вадик хватать её за руки больше не стал, на диване развалился и на Нину поглядывал.
— Шохин всегда был умником, и сейчас заботится об имидже.
— Ты о чём?
— Ну как, иметь журналисточку в своей постели… Каламбур, да? — Он рассмеялся. — Так вот, спать с журналисткой, да ещё узнаваемой, это со всех сторон выгодно. Ему скоро детский центр сдавать, положительное мнение прессы не помешает.
— Мне всё равно, — соврала она. Столкнулась в дверях гримерки с Илоной, и одарила ту возмущённым взглядом. — Ты не нашла другого места?
Та улыбнулась вполне счастливо.
— Да ладно тебе. — Нину за плечи приобняла и даже сделала попытку поцеловать, а Нина поняла, что она пьяна. Час от часу не легче. От рук Илоны на своих плечах избавилась, выпихнула ту в коридор и поспешила закрыть дверь.
Какая-то истина в словах Вадика была, а может, это просто случайность, но Шохин замелькал в телевизионных передачах, октябрь приближался, и разговоры о строительстве Детского центра по президентской программе велись на каждом углу. Это обсуждали журналисты, депутаты, адвокаты, за глаза и в присутствии Шохина. Когда Костю пригласили в качестве гостя в студию Татьяны Смирновой, Нина от негодования едва не запустила в телевизор кружкой с чаем.
Слушала их разговор, смотрела, как они улыбаются друг другу (притворщики!), видела, как сверкает бриллиантовая булавка на Костином галстуке, и злилась, злилась, злилась. Даже до конца не поняла, о чём речь шла. В каждом слове, жесте и улыбке мерещился подтекст. Кому, как не ей знать, как Шохин смотрит на женщину, с которой занимался сексом несколько часов назад?
Один из посетителей клуба, выпив и разоткровенничавшись, рассказал ей об этой Татьяне Смирновой. Даже признался, что та работала у него, сразу после окончания института. После этих слов, Нина взглянула на мужчину с куда большим интересом. Как выяснилось, постоянный клиент, оказался главным редактором городского новостного издания. И подкатить к ней он не пытался, всё больше говорил. Пил и говорил. Ну и её угощал. Всё заказывал и заказывал коктейли, не замечая, что новые бокалы перед Ниной так и не появляются, зато бармен ей всё чаще подмигивает, увеличивая её счёт. Но Нину больше интересовала соперница. Хотя, она не является соперницей, она же не дерётся с ней из-за Кости, она его даже не видит. Но Татьяна Смирнова покоя не давала.
Но то, что узнала, не порадовало. Молодая, энергичная, талантливая, даже красивая. Хотя, платиновая блондинка на телевидении — это так банально. И то, что Шохин ею увлёкся, тоже банально. Но не менее больно. Татьяна стремительно делала карьеру, заводила нужные знакомства, блистала интеллектом и белозубой улыбкой, здороваясь за руку с отцами города. В её жизни, в отличие от жизни Нины, не было нерешённых проблем и тёмных пятен. С тёмными пятнами в биографии сложно делать карьеру. А Шохин, с его деньгами и связями, мог стать ещё одной ступенькой к пьедесталу.
— Может, её позовут на НТВ, и она уедет? — пробормотала Нина, когда Татьяна отвернулась от Шохина, задав тому последний вопрос, и принялась прощаться с телезрителями.
Что это изменит в жизни Нины, понятно не было, но если бы Татьяна Смирнова оказалась как можно дальше от Шохина, казалось важным.
На середину октября в «Тюльпане» была запланирована шумная вечеринка. Повод был назван туманный, Нина, если честно, так и не поняла, у кого именно праздник, а поговорив после с Гретой, пришла к выводу, что Витя просто пытается встряхнуть посетителей, разбавить осеннюю тоску. Спорить было бессмысленно, никого ведь не интересовало, в настроении ли она развлекать толпу разгорячённых мужчин. Поэтому промолчала, и, сжав зубы, принялась репетировать. Только номер никак не выходил. Движения никак не ложились на музыку, Нина даже рискнула её поменять, но чувствовала, что ничего хорошего не получается. На шест даже смотреть не хотелось, и в итоге поддалась искушению, плохому настроению и внутренней злости, и вместо танца у шеста, сделала кое-что другое. Настолько другое, что вполне могла схлопотать от Вити по шее. Если он не оценит, ей придётся трудно.
