Костя хмыкнул, читая копию протокола.
— Здесь все написано.
— Это не смешно, Костя!
— Нина, она сумасшедшая.
— Она чокнутая старая обезьяна! Я ее всегда терпеть не могла. Правда, она меня тоже. Но я не ожидала, что она подобное учудит. Но своего она добилась, выставила меня с ребенком из квартиры среди ночи!
— Не преувеличивай.
— Да? А если бы ты не приехал, что бы я делала? — В этом вопросе прозвучало настоящее отчаяние, смутившее обоих. Нина поспешила отвернуться, сунула в сумку еще одни Аришкины штаны, и рывком застегнула молнию.
— Хватит, — остановил ее Шохин. — Остальное после заберешь.
Только выйдя из квартиры, Нина задалась вопросом, куда они направляются. Даже засомневалась, стоит ли уезжать вечером, не лучше ли дождаться утра. Кинула быстрый взгляд на Костю, который уже спускался по лестнице с сумкой в руках, последний раз повернула ключ в замке, и все-таки пошла за ним. Начиная остывать после скандала, вновь сосредоточилась на Косте, на том, что он приехал помочь, спасти, и теперь куда-то их везет. Не спрашивая, готова ли она доверить ему себя и своего ребёнка.
Ваня вышел из машины им навстречу, забрал у Шохина сумку с вещами, а Нина улыбнулась дочке, которая подскочила на переднем сидении, когда они из подъезда вышли. Смотрела на нее взволнованными глазенками, прижавшись носом к стеклу, и продолжая прижимать к себе плюшевого зайца.
Костя открыл Нине заднюю дверь, потом первую, и взял ребенка на руки. Арина не сопротивлялась, но насторожилась, смотрела ему в лицо, и Костя даже улыбнуться ей не решился, почувствовал, что момент не подходящий, сунул ребёнка на заднее сидение, в руки матери, и сам сел в машину, рядом с Ваней.
— Домой, Вань.
Сказать, что Нина удивилась, услышав это, значит, ничего не сказать. Но будто онемела, не в силах возразить. Прижимала к себе Аришу, успокаивающе гладила ту по спине, а смотрела в окно, боясь на Костю взглянуть или обратиться к нему с вопросом. Все как-то в один момент вернулось, все их непонимание, ее не принятые им признания, два месяца врозь, когда она одна, а он с блондинкой Татьяной Смирновой. Все это еще утром казалось Нине неразрешимыми проблемами, а сейчас она едет к нему домой, с ребенком и вещами, и к чему это приведет — непонятно. Как, вообще, себя вести?
Держаться легко и непринужденно не получалось. Костя ее нервозность заметил, и тоже отстранился, не зная, что делать и что говорить. В лифте поднимались в молчании, он сам нес сумку, отпустив Ваню домой. На Нину посматривал, но та выглядела подавленной и молчала, только дочку за руку держала, практически не отводя от неё встревоженного взгляда.
— Я даже в клуб не позвонила, — вспомнила Нина, переступив порог квартиры. — Витя меня убьет.
— Пожалеет, — отмахнулся Костя.
Нина не ответила, и опять замолчали. Шохин прошел в гостиную, поставил сумку на пол, потом в прихожую выглянул. Нина присела перед дочкой на корточки, помогала ей курточку расстегнуть и что-то тихо говорила. Ариша низко опустила голову, слушая мать, потом смешно потерла нос ладошкой. А Нина ее от себя, наконец, отпустила.
— Иди, посмотри, какая большая квартира, — игриво проговорила она, стараясь дочку отвлечь.
А девочка, вместо того, чтобы начать осматриваться, на Костю уставилась.
— Я ее пугаю, — догадался он.
Нина поднялась, покачала головой.
— Не ты. Ее пугает весь сегодняшний день.
Она снова взяла дочку за руку и прошла вместе с ней в комнату. Вздохнула, и, не зная, что еще делать, повторила:
— Сумасшедший день сегодня. Что теперь будет?
— В смысле?
— Протокол же составили.
Шохин отмахнулся.
— Не думай об этом, я все улажу.
— У тебя в холодильнике что-нибудь есть?
— Наверное. Лида утром была.
— Надо ужин приготовить. Достанешь Арине из сумки альбом и карандаши? Это ее успокоит. А я ужином займусь.
Они ненадолго оказались лицом к лицу, и Костя спросил:
— А что успокоит тебя?
Нина слабо улыбнулась.
— Горячая ванна и бокал вина. Но до этого еще надо дожить.
Шохин усмехнулся, уступил ей дорогу. Потом наклонился к сумке, пробормотал без особого воодушевления:
— Что тут у нас…
Арина внимательно наблюдала за ним, и это немного нервировало. Не ее присутствие, а серьезный взгляд. Костя достал папку с рисунками, потом альбом, и протянул девочке. Она тут же прижала их груди, и сама в сумку заглянула, что-то выискивая взглядом.
— Карандаши, — догадался Шохин. Сунул руку поглубже, достал металлическую коробку из-под печенья, покрутил ее в руках, потом карандаши достал. Арина и их к груди прижала, будто драгоценность, но не было похоже, что она хочет немедленно начать рисовать. Села на диван, все это к себе прижала и принялась оглядывать незнакомую комнату. Откинула за спину косичку. Костя про себя этот жест отметил, а к ребенку решил подмазаться, предложил:
— Печенья хочешь?
Арина поглядела на банку, молчала. Тогда Костя открыл крышку, хотел предложить девочке выбрать себе по вкусу, но замер, обнаружив внутри вместо печенья аккуратные стопки денег в купюрах разного достоинства. Навскидку в банке было тысяч двести, а на дне, в небольшой бархатной шкатулке, драгоценности, им же и подаренные.
— Нин! — Он прошел на кухню, с банкой в руках, остановился в дверях, наблюдая. — Душа моя, тебе не говорили, что деньги нужно хранить в сберегательной кассе? — насмешливо проговорил он и потряс самодельной копилкой. Внутри зашуршало. Нина отложила нож, взглянула колко, потом отобрала у Шохина свою сокровищницу. Поставила на середину кухонного стола, как главное украшение.
— У меня свой банк, я ему больше доверяю, — весомо заметила она. Но не убедила, Костя всё равно усмехнулся.
— Ага, всем банкам банка.
Нина на подколку решила не реагировать, достала из холодильника сковороду с котлетами, сосредоточилась на приготовлении ужина. Костя стоял, привалившись плечом к косяку, и за ней наблюдал. Нина казалась непривычно сосредоточенной и занятой, мыла овощи и грела котлеты.
Двигалась механически, время от времени поглядывая то на Костю, то на засуетившегося при виде гостей Гришу. Тот уцепился когтистыми лапами за прутья клетки и потребовал:
— Выпусти меня!
Костя на него посмотрел.
— Свободу попугаям?
Гриша грузно качнулся из стороны в сторону и зычно повторил:
— Свободу попугаям!
Нина невольно улыбнулась. Потом отвернулась от Кости и нервно сглотнула. Если бы он знал, насколько она напряжена, наверное, посмеялся бы над ней. Нервничала так, будто до этого дня ни разу в его квартире не бывала. Хотя, в статусе матери не бывала, и он её такой — на кухне и озабоченной, не видел.
