Зря она требовала у участкового справедливости, её в принципе нет на этом свете.
— Что на тебе надето?
Нина осторожно сдвинулась к краю постели, чувствуя Костю прямо за своей спиной. Он лежал, подперев голову рукой, и смотрел на Нину в темноте.
— Я не буду с тобой спать, — предупредила она его.
Костя наклонился к её уху и негромко проговорил:
— Ты и так спишь со мной.
— Ты понял.
Он протянул руку и провел ладонью по ее боку.
— Всё я понял. Ты красивая, ты ревнивая, ты фантазёрка. И ещё раз ревнивая.
Она невнятно угукнула.
— Я по тебе очень скучал.
— Я видела, — обиженно проговорила она в подушку.
— Ну, прекрати. — Костя опустил голову и уткнулся носом в её волосы. — Танька — это Танька.
Она не ты. Ты же знаешь, что я не хотел, чтобы ты уходила. — Он чуть навалился на неё. — Она тебе и в подмётки не годится.
— Прекрати меня уговаривать.
— А у меня получается?
Нина помолчала. Потом, поддавшись порыву, повернулась и обняла его. Он был горячим, большим и знакомым. Даже запах его геля для душа показался родным. И Костя понятия не имел, как она тосковала по нему эти два месяца.
— Мне так было страшно, Костя. — Это было похоже на лихорадочный шёпот, зато вполне искренне. — Всё было не так.
Он лёг, аккуратно пригладил её волосы, когда она опустила голову ему на грудь.
— А сейчас всё так?
— Не знаю. — Нина лежала у него на груди, чувствовала, как его сердце бьётся, и от этого взволнованно дышала. Провела рукой по его плечу.
Костя вздохнул, волосы на её виске шевельнулись.
— А если я пообещаю… не быть монстром?
Нина улыбнулась.
— Ты не монстр.
— Да? А кто?
— Деспот.
Шохин хмыкнул.
— Хорошо. Если я не буду деспотом.
— А кем ты будешь?
Он потёрся носом о её щёку.
— Малыш, не тяни из меня признания силой. — Костя сунул ладонь под футболку на ее спине, погладил. — Давай договоримся так: я сделаю всё-всё-всё, плюс — не буду давать поводов для ревности, а ты будешь меня радовать, как раньше. Как тебе такой уговор?
Нина подняла голову, взглянула ему в лицо. — Ты будешь мне верен?
Он моргнул.
— Да я, вообще, за постоянство. Я тебе раньше изменял? Вот скажи мне!
— Не знаю.
— Как тебе не стыдно? У меня времени не было!
— А если бы было?
— Ты патологически ревнива, — вынес он вердикт.
— Да. А ещё я умею царапаться и кусаться. — Нина впилась ногтями в его бока и сделала попытку укусить Шохина за шею. Тот вначале охнул, а потом засмеялся, обхватив её руками.
— Я запомню! Мир?
Она опустила голову и прижалась лбом к его лбу. Посмотрела в глаза. Выражения рассмотреть не могла, но сейчас даже рада этому была.
— А если я… скажу, что люблю тебя? — Облизала губы. — Я могу любить вас, Константин Михайлович?
Он помолчал. Гладил её по ягодицам, потянул носом аромат её духов. Потом кашлянул, и попробовал перевести все в шутку, напомнив:
— Все-таки я тебе изменил.
Нина опустила голову чуть ниже.
— Мы в это время не общались. Я тебя прощаю.
— Она блондинка.
— Я красивее. И выше.
Шохин усмехнулся.
— Она не ревнива.
— С ней так скучно?
Он приподнялся и поцеловал её в губы.
— Ты самая лучшая девочка.
— Тебе понравилось, как я вчера танцевала? — шепотом спросила она.
— Очень.
— Я так тебя ждала. И я очень скучала.
— И я. Ты даже можешь это почувствовать. Нина рассмеялась, села и принялась растирать ему грудь.
— Ты знаешь, как заниматься сексом, когда за стеной ребёнок спит?
— Тихо?
— Стараться.
— А когда я шумел? Все претензии к тебе.
Она наклонилась, прижалась губами к его груди, потом прикусила зубами.
— Ты всё-таки злишься, ты меня всего искусала, — проговорил он на выдохе.
— Тебе не нравится?
— Нравится, продолжай. — Нина вместо продолжения, поцеловала его в губы, положила ладони на тёплые щёки и снова поцеловала. Засмеялась, когда её резко перевернули и вжали в матрац.
Но смех замер на её губах, когда почувствовала мужское дыхание на своем лице, провела пальцем по Костиному подбородку, и одними губами, надеясь на спасительную темноту, проговорила:
— Люблю.
Руками сильное тело гладила, обняла его, когда Костя провёл губами от её уха до впадинки на шее. Смех ушёл, осталась только темнота и страстные вздохи и прикосновения. Подняла руки, когда он с неё футболку снимал, подёргала ногами, скидывая спущенные вниз трусики.
Поцеловала в шею, потом ещё раз в грудь, вкладывая в каждую свою ласку всю нежность и давая понять, что готова принять его любого и всегда. Шохин снова вжал её в постель, Нина руки в стороны раскинула, почувствовала себя распятой под тяжестью мужского тела. И это было самое прекрасное чувство в жизни. Её любили. Пусть не говорили об этом в открытую, но её любили, её боготворили в этот момент, её ответной страсти хотели. И всё это было от любимого мужчины. Чего ещё можно желать?
Каждое его движение смаковала, каждый толчок, кусала губы, когда он начинал двигаться медленнее, глаза открывала, когда Шохин склонялся к ее лицу. Их дыхание смешивалось, Нина целовала его, но губы были непослушными, просто изливала свою любовь и тоску. Целовала, прикасалась, гладила по спине и едва слышно шептала ему в ответ. Потом он сел, подтянул её за бёдра к себе, и Нина ухватилась руками за спинку кровати, вытянулась в струну, чувствуя, как он гладит ладонями её тело. Обхватывает грудь, касается сосков, потом ладони скользят обратно, по животу, на бёдра, приподнимают, меняя угол проникновения, минута — и ладони пускаются в обратный путь. Глаза закрыла, чувствуя, как её качает на тёплой волне. Пока только качает, но, судя по Костиному напору, он готов наглядно показать ей, как сильно скучал.
Рассмеялась, когда Шохин поднял одну ее ногу, обхватив тонкую лодыжку, и поцеловал в пятку. Протянула к нему руки.
— Иди уже ко мне, — в нетерпении проговорила она. Поцеловала, когда он наклонился.
Потом лежали, обнявшись, Нина лишь расслабленно вздыхала иногда. Костя водил рукой по её телу, от груди до бедра и обратно.
