— Идёт.
Костя присел на подоконник, с чашкой кофе в руках и смотрел в телевизор. А Нина осторожно выдохнула, повернувшись к нему спиной. На удивление неловкое утро. Проснуться позже всех и застать Шохина на кухне с её дочкой — это как-то неправильно. Наверное, встать раньше остальных должна была она, встретить всех горячим завтраком, притворяясь идеальной хозяйкой, но хотя бы чувствовала, что делает всё правильно. А сейчас она выглядит сонной и растрёпанной, и в халате, в спешке, готовит завтрак.
Но кое-что следует прояснить:
— Арина давно встала?
— Не знаю. Точно раньше меня.
С досады зажмурилась, зная, что Костя не видит. А вслух проговорила, оправдываясь:
— Она плохо спит в новых местах.
— Знаешь, она удивительный ребёнок.
Нина моргнула.
— Правда?
Шохин плечами пожал.
— Другой бы, проснувшись рано в чужой квартире, перебудил бы всех, а она взяла книжку и села читать.
Нина улыбнулась через силу.
— Думаю, она прежде обошла всю квартиру.
— Вполне оправданное любопытство.
Гриша перелетел через кухню и сел Шохину на плечо, заглянул в чашку, даже клюв попробовал внутрь сунуть. Костя отвёл руку с чашкой в сторону.
— Нельзя. — А потом спросил у Нины: — Чем собираешься сегодня заняться?
Спросил так, будто у неё был большой выбор.
— Нужно собрать оставшиеся вещи. Найти квартиру. Всё это куда-то перевезти. Как ты думаешь, меня вызовут на допрос?
Костя удивленно моргнул.
— На какой?
— Я не знаю. Что-то должно последовать за вчерашним?
— Я же сказал, что всё улажу. И квартиру найду. А то ты опять заселишься в какой-нибудь сарай.
Нина обернулась на него.
— Костя, долгое время и этот сарай мне был не по карману.
— Но ты и после там осталась.
— На это были причины. Во-первых, Арине нужна стабильность, она не тот ребёнок, которого можно таскать с квартиры на квартиру, она из-за этого нервничает. А во-вторых, и в самых главных, там была Зинаида Тимофеевна… Предательница! Арина к ней тоже привыкла, она приходила по первому зову, а это очень важно. Для работающей матери. — После упоминания о работе, Нина откровенно поморщилась. Затем вздохнула. — А теперь надо начинать сначала.
Ариша вернулась на кухню и села за стол, на мать посмотрела с ожиданием. Нина ей улыбнулась.
— Сейчас будем кушать. Но хлопьев нет, Ариш, будешь есть тосты. Будешь?
— В холодильнике был джем, — вспомнил Костя.
— Отлично.
Нина вдруг поняла, что запаниковала, а от этого начала суетиться. С неудовольствием глянула на Костю, который растревожил её своими вопросами и нравоучениями.
Сели за стол и некоторое время ели в молчании. Нина без всякого аппетита жевала тост, украдкой наблюдая за Костей и дочерью. Шохин ел с аппетитом, думал о чём-то; Ариша слизывала с тоста абрикосовый джем и через каждую минуту оглядывалась на попугая, который расхаживал по подоконнику, важно вскинув голову. А когда Костя заговорил, Нина от неожиданности дернулась.
— Слава тебе поможет с вещами.
— Костя, там и мебель моя. Диваны, Аришин стол, за которым она рисует. Холодильник, телевизор, — начала перечислять она в тоске.
— Тебе всё это надо?
— А ты как думаешь?
Он усмехнулся.
— Я помню про плинтуса и обои.
— Не смешно, между прочим. Я бы, на самом деле, всё это забрала. Мы прожили на этой квартире больше двух лет, это что-то да значит. — Помешала ложечкой чай. — Гадкая ситуация.
Костя вытер рот салфеткой, посмотрел на девочку, потом сказал:
— Малыш, тебе так важна твоя самостоятельность?
— У меня никогда не было выбора. И сейчас нет.
— Ты говоришь это, потому что до сих пор злишься?
— Нет. Потому что со вчерашнего дня ничего не изменилось.
Он брови вздёрнул, удивлённый.
— Да?
Нина окинула взглядом его кухню.
— Почти ничего.
Костя остановил взгляд на девочке. Ариша допила чай и отряхнула ладошки от крошек. Нина, заметив его взгляд, обратилась к дочке: — Вымой руки и переоденься. Сама справишься? — А когда дочка со стула слезла, добавила: — Я положила на твою постель одежду, надень то, что я приготовила.
Когда остались одни, Нина замолчала. Шохин сверлил её задумчивым взглядом, а она руки сцепила, ожидая, что он ей скажет.
— Ты позволишь мне решать твои проблемы или у тебя другие планы на жизнь?
Нина упрямо смотрела в чашку, боясь поднять на него глаза.
— Нет у меня никаких планов. Вообще, ни одного паршивого планчика.
— А я?
— А ты… Ты встречаешься с этой… Смирновой.
Он улыбнулся.
— Не встречаюсь, я с ней сплю. — Нина подняла на него глаза, и Костя поспешил исправиться: — Спал.
— А я? — в тон ему спросила Нина.
— А ты… Ты жутко упрямая, и ты меня никогда не слушаешь.
— Тебе так только кажется.
— Да?
— Просто я не поспеваю за всеми твоими… правильными мыслями.
Шохин на стол навалился, вглядываясь в её лицо.
— Нина, ты же знаешь, что ты мне нравишься. Нравишься настолько, что мне не всё равно. И если я в ответ на это жду чего-то, что тебя не устраивает…
— Костя, меня всё устраивает. И я знаю, что тебе не всё равно. Но я не чувствую… уверенности, понимаешь? Я не знаю, что будет завтра, и меня это пугает. У нас с тобой всё не так.
— А как?
— Как между тобой и… — Она поискала нужное слово, но кроме известного обоим факта, ничего на ум не приходило: — Стриптизёршей. И дело не в том, что я этого стыжусь, а в том, что в этом нет стабильности.
— Вчера ты сказала, что любишь меня.
Нина смущённо кашлянула, потом поднялась и принялась убирать со стола грязные тарелки.
— Знаешь, говорить об этом при свете дня намного труднее, чем ночью.
— Почему?
— Потому что я вижу выражение твоих глаз.
— И что в них?
— Как обычно: желание меня поиметь.
Шохин рассмеялся.
— Зачем так грубо?
— Но разве я не права? — Она рискнула взглянуть на него и даже улыбнуться. — Хотя, я имела в виду нечто другое. — Нина вздохнула и вернулась за стол. — Я танцую, потому что я ничего другого делать не умею. И я понимаю, что для тебя этого мало, ты другой. И ты в этом похож на моего отца. Не в плане отношения к жизни, а в том, что ты, как и он, никогда не сможешь понять, как можно жить только танцами. Ты привык к куда большему, и я чувствую себя немного… неполноценной, что ли? Наверное, поэтому меня так бесит эта… Смирнова. — Её фамилию Нина каждый раз произносила будто через силу. — Потому что она, хоть и стерва порядочная, но… она умная, деловая и её все уважают. А я… — Она улыбнулась и вытерла злые слёзы. — Меня ты хочешь.