Костя внимательно её выслушал, потом кивнул.
— Очень хочу.
— Мне это льстит.
— Нина. — Он взял её за руку и потянул к себе, заставил пересесть к нему на колени. Она сделала это неохотно, смотрела в сторону и чувствовала себя безумно глупо, готовая разреветься.
Замечательное утро. Она зареванная, не причёсанная и не накрашенная, а Костя, как назло, разглядывает её, и это кажется дурным признаком. — Тебе так важно, кто и что думает?
— Да. Мне важно, что про тебя думают. — Костя пристроил подбородок у неё на плече, в лицо заглядывал заискивающе, но Нина не спешила улыбаться. Потом обняла его и шёпотом призналась: — Мне так страшно было без тебя, ты не представляешь. Я просто не знала, что делать. И съела целую пиццу, когда увидела тебя с этой.
— Целую? — Нина кивнула, и всё-таки усмехнулась, когда Шохин сжал её бёдра. — И где она?
— Там, всё там. Ты просто не хочешь меня расстраивать.
Шохин потёрся носом о её шею, и хотя делал это, надеясь её отвлечь от невесёлых мыслей, но это всё равно было приятно, Нина даже глаза прикрыла.
— Мой малыш. Прекращай реветь.
Он её поцеловал, коснулся губами губ, и Нина разочарованно вздохнула, когда зазвонил его телефон, и Костя отстранился. Посмотрел на часы.
— Мне нужно на работу.
Нина кивнула, не вправе спорить. С его колен поднялась, и улыбнулась, когда Шохин поцеловал её в щёку, прежде чем выйти из кухни. Правда, поцелуй больше напоминал утешительный приз, чем открыто проявляемые чувства, но всё же лучше, чем бы он просто сбежал от неё и от всех её признаний и слёз.
— Ты повезёшь сегодня Арину в школу? — спросил он, второпях одеваясь.
Нина разгладила последние складки на покрывале, окинула взглядом заправленную постель, после чего кивнула.
— Да, сначала к психотерапевту, потом в школу.
— Он ей помогает?
— Психотерапевт? — От этого вопроса Нина немного растерялась. — Он учит её общаться, не бояться людей.
— А разве она их боится? По-моему, они просто ей надоедают.
— Может быть. Но это не значит, что ей не нужно с ними общаться.
— Логично. Галстук подходит? — Нина подошла к нему, подтянула узел, потом провела ладонью по тёмно-бордовому шёлку.
— Да, замечательно. — В лицо ему посмотрела, а Костя попросил:
— Прекрати себя изводить. Половина из того, что ты сказала — полная ерунда.
Она кивнула, не споря, но и не спеша соглашаться.
— Слава позвонит, когда подъедет.
Нина проводила его до дверей, поцеловала на прощание и заставила себя улыбнуться, когда Костя её по носу щёлкнул. Что ж, надо признать, что он воспринял это утро, куда спокойнее, чем она. Она лила слёзы, говорила, как он считал, глупости, и, наверное, решил, что ей тоже не мешало бы записаться на приём к психотерапевту (не зря же спросил об этом?), но всё же, уходя, не казался впечатлённым и не кинулся от неё вниз по лестнице сломя голову. Если мужчина принимает твои истерики без страха, это уже что-то значит или он просто твердолобый?
— Ариша, собери портфель, мы скоро поедем в школу. — Нина заглянула на кухню, увидела дочь перед клеткой, и на секунду остановилась, не зная, стоит ли позволять ей так привязываться к попугаю. Арина, буквально, на шаг от него не отходила. — Арина, ты меня слышишь?
Девочка обернулась через плечо, кивнула. И снова повернулась к Грише. Тот высунул голову в открытую дверь клетки, огляделся, а когда остановил взгляд на лице девочки, неодобрительно качнул головой. И спросил Костиным голосом:
— Чего молчишь?
Та немного отодвинулась, оглянулась, но матери не увидела. А на попугая кинула обиженный взгляд и с дивана поторопилась спрыгнуть.
Мебель пришлось оставить в съёмной квартире. Нина пока собирала оставшиеся вещи, всё оглядывалась, пытаясь решить, как поступить. Конечно, можно было бы снять какую-нибудь комнату, помещение или попытаться договорить с Евгенией Петровной, и оставить мебель на время, но Нина чувствовала огромное нежелание всем этим заниматься. Диваны, холодильник, шкаф… Все эти вещи принадлежали к жизни, к последним двум годам, о которых не слишком хотелось вспоминать. Не было в них ничего хорошего. Нужда, ссоры, развод… «Тюльпан». В какой-то момент Нина даже пнула свой диван, и замерла, уперев руки в бока и оглядываясь.
Одежда и игрушки были собраны, книги и личные вещи упакованы, и единственное из крупных вещей, что Нина собиралась забрать — это низкий столик, за которым Ариша привыкла рисовать.
Он был расписан вручную и уже не единожды после покупки залачен, но выглядеть от этого менее привлекательно не стал. И его даже можно было назвать антикварным, потому что куплен он был в комиссионке. Конечно, нечета антикварной дубовой мебели в квартире Шохина, но каждому своё, как известно. Нина и без того в душе похолодела, когда увидела у Арины в руках блюдце из фарфорового сервиза Костиной бабушки. Он стоял в буфете в качестве украшения, каждый предмет сервиза выглядел невесомым, и ни одному взрослому в голову бы не пришло его использовать, но дети есть дети. Тем более, дети, никогда не видевшие в глаза китайского фарфора. Даже настолько спокойный ребёнок, как Арина, порой что-то роняла, разбивала, пачкала. Одна мысль о том, что она может что-то разбить или испортить, Нину коробила. А уж краски и фломастеры совсем не дружат с дубовой мебелью, и лучше если у Ариши будет что-то привычное, и за сохранность этого не придётся трястись.
— Поэтому столик мы берём с собой, — объяснила Нина Славе, который поднялся в квартиру, чтобы помочь ей с вещами. — И ещё вот эту лампу.
— А этого плюшевого слона?
Нина в сомнении взглянула на огромную игрушку, страшного розового цвета. Пашкин подарок, занимавший уйму места. Он купил его Арише в подарок на третье день рождения, и она даже с ним не играла, потому что, в принципе не было понятно, как с этим монстром можно играть. Из ушей можно было сшить плюшевое покрывало на диван.
В конце концов, Нина махнула на слона рукой.
— Пусть остаётся. Выбросить рука не поднимается, а тащить его с собой — много чести.
Оставляет позади жизнь с мужем, квартиру, в которой он жил, его подарки, вещи, которые покупали вместе. Кстати, не забыть позвонить Пашке и сообщить, что они переехали. Но, наверное, лучше подождать, пока она не определится с местом переезда. Газету с объявлениями, что ли, купить? И положить её на самое видное место в квартире Шохина.
Но пока у неё был запасной ключ и право приходить в его дом, приносить вещи, готовить ужин.
С непривычки никак не могла открыть замок, дергала ключ, нервничая из-за Славы, нагруженного сумками с вещами и детским столиком, и сходя с ума от звонившего в квартире телефона. Прокляла всё на свете, влетела в гостиную, торопясь к телефону, и выдохнула в трубку:
