– Эй, а откуда ты это знаешь? – подивился Тютюнин.
– А у меня жены брата свояка сын работает в «НИИ-Повидло». Они как раз и занимаются разгадкой секрета «подушечек».
– Хорошо, в чем вы видите главный секрет своей силы? – продолжил опрос Яндкван.
– Учение – свет, а неучение – тьма! – сразу нашелся Леха и, чокнувшись с Сергеем, допил коньяк.
– Какая ваша любимая порода собак?
– Блоходав! – поднял руку Тютюнин.
– И ризеншнапс! – дополнил его Окуркин.
– Какое, по-вашему, самое значимое высказывание?
– Темнота – друг молодежи, – сказал Серега. -
– Точно. И еще: семеро одного – никогда! – поддержал его Леха, затем демонстративно потряс пустой рюмкой. – А чего, товарищ депутат, еще горючка есть?
– Есть, – кивнул Яндкван. – В последнем желании не могу вам отказать.
– Это еще не последнее! погрозил пальцем Леха. – Это только одно из первых и… это… немаловажных!
По знаку Яндквана агенты, исполнявшие роль официантов, принесли еще две бутылки коньяка.
– Вот это по-нашему! – обрадовался Леха, и они с Тю-тюниным начали наливать по новой.
– Садись со мной, депутат! – с трудом фокусируя взгляд, потребовал Серега. – Будеш-ш-шь держать ответ перед народом. Садись и выпей.
Яндкван послушно сел рядом. Он уже получил ответы на все самые важные вопросы и теперь надеялся услышать какие-то предсмертные откровения обреченных суперменов.
Майору налили полный фужер коньяка и заставили выпить.
– Пей-до-дна! Пей-до-дна! – кричали Леха с Сергеем, запрокидывая голову Яндквана и едва ли не впихивая ему в рот весь фужер целиком.
– Уф-ф-ф!!! – выдохнул майор, не веря, что сумел это сделать.
– Молодца, собака! – хлопнул его по спине Окуркин и тут же без видимых усилий выпил свою порцию.
– Хорошо сидим, – разжевывая жестковатую салфетку, заметил Тютюнин. – Только почему-то не поем…
– А почему мы не поем, а? Депутат, а? – Окуркин снова хлопнул Яндквана по спине, да так, что у того заныли настоящие – дунтосвинтские позвонки.
«Видимо, это у них уже судороги», – решил Яндкван, с нетерпением ожидая, когда же все кончится.
– Хазбула-ат удало-о-ой! Бедна сак-ля твоя-а-а! – запел Окуркин прямо в ухо Яндквану.
Майор поморщился, и это не ускользнуло от пьяных глаз Тютюнина.
– Депутат – петь! Петь, депутат! Ты с народом или без народа, а?
Пьяный человеческий самец в упор уставился на Яндквана своими красными глазами, и впервые за свою карьеру кадровый разведчик почувствовал настоящий ужас.
– Петь, депутат! Петь! – голосил Серега.
– Петь и пить! – добавил Окуркин, наливая Яндквану очередную порцию. Вторая бутылка закончилась, Леха отбросил ее к стене и заревел, словно раненый бизон:
– Официант, добавь горючки, так тебя разэдак! Не стоять! Никому не стоять – всем двигаться!
Перепуганные агенты наперегонки бросились к угловому буфету, чтобы подать коньяк отравленному супермену. В результате Окуркин получил полдюжины бутылок.
– Ага! И корабль плывет! – довольно заключил он и моментально откупорил одну из них.
Окуркин стал доливать из нее в фужер Яндквана, но майор воспротивился, опасаясь, что упадет на пол раньше, чем погибнут от яда эти двое.
– Пожалуйста, не нужно! Мне уже хватит!
– Между первой и второй промежуток небольшой, – возразил ему Тютюнин. – Гусары пьют по полной, депутат. Или ты не настоящий депутат?
Яндквану показалось, что он на волоске от разоблачения, и кто знает, как они поступят, если поймут, что он резидент Имперской разведки.
– Ладно, я согласен, – выдавил из себя майор, чувствуя, что теряет концентрацию.
«Заметут они меня, как пить дать заметут».
96
В разгар веселья, когда официанты-агенты жались по углам, а терявший гипнотический экран майор Яндкван все чаще проявлялся в своем дунтосвинтском обличье, в приватную столовую вбежал министр Шустрый:
– Господин майор! Ой, простите… товарищ депутат, там такое… – Шустрый указал в стороны зала.
– Ш-ш-што такое? – с трудом разжав челюсти, спросил Яндкван.
– Там такой бал-концерт, что просто атас. Народ нужники штурмует!
– Ф-ф-ф каком смысле? – не понял майор.
– Вставай, депутат! Пойдем наводить порядок! – воскликнул Окуркин. – Хватай его, Серега, нужно помочь человеку… Или не человеку?
На пьяном лице Окуркина отразилось недоумение. Депутат то был так себе, а то совсем зелено-бурый, с гребнем и когтями на депутатских лапах.
– Видать, моя белая посылает мне привет, – сделал вывод Окуркин. – Надо малость притормозить.
С этими словами Леха вылил половину своего коньяка в пустой фужер, а оставшуюся половину с удовольствием выпил.
Выдохнув коньячные пары, он посмотрел на слитую половину, а потом выпил и ее тоже, справедливо рассудив, что раздельное питание – самое правильное.
Тютюнин тоже расправился со своей лошадиной дозой, и вдвоем с Лехой они подняли неустойчивого депутата со стула.
– П-постор-ронись! – требовательно крикнул Тютюнин. – Вын-нос тела!
Яндкван пытался перебирать ногами, но вынужден был признать, что передвигается все же лишь благодаря отравленным суперменам.
«До чего же они крепкие ребята! Просто даже немного стыдно, что я их отравил…» – с трудом думал Яндкван.
Вытащив Митюкова-Яндквана в зал, Леха и Сергей прислонили его к колонне и стали наблюдать за тем, что происходило в парадном зале.
От прежнего чинного благолепия не осталось и следа. Столы с бутербродами, семгой и икрой были перевернуты самой отчаянной частью гостей, которые не только образовали очередь в стационарные туалеты «Паласа-Матраса», но и жались кучками возле наспех организованных пластмассовых кабинок.
Неимоверным усилием воли майор Яндкван сумел отслониться от колонны и, достав из кармана универсальную вытрезвляющую таблетку, забросил ее в зубастую пасть.
– Что же это такое?! – произнес он, когда его сознание слегка прояснилось.
– Какой стол, такой и стул! – ответил Окуркин. – Всеобщий бардак!
– Это демократы во всем виноваты, – вмешался Тютюнин. – Развалили, понимаешь, страну, а нам теперь туалетов не хватает! Але, мордастый! – обратился он к важному господину олигархической наружности. – Мор-рдастый, почему не приветствуем дембеля, а? Ты, тефтель холодный! Скока дней до приказа?! Отвечать быстр-ро!
Не дожидаясь ответа, Тютюнин отвесил важному господину крепкую затрещину.
