– Да мне это как-то без разницы, – отмахнулся Тютюнин и пошел на работу.
Живолупова отпустила сучившего ножонками Фриги-дина, и тот плюхнулся в пыль.
– За ч…то… Почему вы поступили со мной так неспортивно, бабушка? – простонал он, держась за живот.
– Дурачок, ты меня за это благодарить должен. Я же тебя от военного трибунала отмазала.
– Ка… какого трибунала?
– А ты думал, за измену что полагается? Только деньги?
– А разве нет?
Фригидин поднялся на ноги и стал отряхивать костюм, о чем-то сосредоточенно думая.
Потом подобрал портфель и, перед тем как уйти, спросил:
– Скажите, бабушка, а нет ли у вас другой работы за американские деньги, но только без трибунала?
101
Когда Сергей вошел в помещение приемки, Кузьмич был уже на месте.
– Видел тебя утром по телевизору… – сказал он вместо приветствия.
– Да, – кивнул Сергей. – Погуляли хорошо.
– Ничего необычного там не заметил?
– Не помню, – честно признался Тютюнин.
– Ладно.
Кузьмич подошел к одному из шкафов для хранения мехов и с самого низа, из-под тюков с резервными шкурками брюссельских хомяков достал большой пакет с травяным сбором.
Протянув пакет Сергею, Кузьмич сказал:
– Здесь как раз на двенадцать литров, – и, подумав, добавил:
– На одно ведро. Это чтобы нести было удобно.
– Понял.
– Это карта – как лучше добраться до завода «Кристаллический рубин». Там же и план здания.
С этими словами Кузьмич подал Тютюнину потертый
Планшет.
– Спасибо, Кузьмич. Сегодня после работы сразу приступлю к фильтрованию, чтобы уже завтра…
Кузьмич понимающе кивнул, и они молча пожали друг
Другу руки.
В коридоре раздались чьи-то торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился блистательный Леха Окуркин.
На нем был все тот же смокинг с «бабочкой» и уже сегодняшний фингал под левым глазом.
– Привет всей честной компании. Не обращайте внимание на глаз – это меня Ленка воспитывала.
– За пьянку? – спросил Сергей.
– Нет, за то что сандалеты новые променял на эти вот туфли.
– Но обмен, по-моему, выгодный, – заметил Кузьмич. – Я когда-то точно в таких к жене «агента 007» наведывался, пока он в командировке был.
– Правда?
– А я вам разве не рассказывал?
– Ленка сказала, что дядя сделал для меня много хорошего, а я сандалии променял, которые были его подарком. И что я не имел права.
– Какой дядя-то?
– Ну мой дядя -.Карл. Карл-конюх, который теперь председатель колхоза.
– Понятно. А я дал Сереге травяной сбор, так что прямо сегодня можете приступать. Вкратце я расскажу вам, как опознать на водочном заводе нужное оборудование. Когда-то я сам на таком работал.
– Правда? – поразился Леха, не в силах поверить, что кто-то мог быть так близко к неисчерпаемым водочным ресурсам.
– Правда. А я вам разве не рассказывал?
Пока Кузьмич вводил Леху и Сергея в курс дела, верный новой клятве Фригидин выполз в коридор.
Из фильмов про бразильских шпионов он знал, что передвигаться нужно быстро и желательно в маске, как у Зорро.
В качестве маски пригодился один из старых нарукавников, которые Фригидин держал про запас.
Смотреть через плотную материю было трудно, однако прорезать в еще хороших нарукавниках дырки для глаз Фригидин не хотел.
В коридоре, где горела только одна полуживая лампочка, сквозь нарукавники видно было плохо, а точнее – ничего. Фригидин ориентировался лишь по слуху, улавливая то матюги злых с похмелья рабочих из покрасочного цеха, то волнующий голос Елены Васильевны, напевающей что-то в приемной директора.
Фригидин понимал, что ему предстоит сделать бросок, однако бросок этот ему безумно хотелось сделать в сторону Елены Васильевны.
С другой стороны, его влекла к себе игрушечная железная дорога. И это был не пустяк. Совсем не пустяк.
«Я должен сделать это, я могу сделать это, и я сделаю это», – сказал себе Фригидин и совершил рывок вперед. При этом он зацепился надетым на голову нарукавником за «Доску почета» и, изменив траекторию, плашмя грохнулся возле служебной двери приемки.
Шум от падения был таким сильным, что Тютюнин, Окуркин и Кузьмич удивленно переглянулись.
– Ну-ка, Леха, посмотри, что там.
Окуркин приоткрыл дверь и увидел лежащего на спине человека в какой-то странной шапке. Нарукавник разорвался пополам, и искаженное лицо Фригидина смотрело на мир сквозь небольшой иллюминатор.
– Извините, – сказало лицо. – А вы случайно не… э-э… вы случайно не снежный человек?
– А как ты догадался?
– По синяку под глазом, который вам, наверно, снежная баба поставила.
Рядом с Окуркиным появился Тютюнин:
– О, Фригидин, это ты? А мы думали, потолок обрушился.
– Вы знаете, Сергей, мне поначалу тоже так показалось, но потом я понял, что ошибся, – сказал бухгалтер, понимая, что нужно тянуть время и запутывать противника. В противном случае все могло закончиться обычным мордобоем.
– Тебе помочь подняться, придурок? – напрямик спросил Окуркин.
– Ну-у-у, у вас такой богатый костюм, Алексей Окуркин, а вы на меня обзываетесь, – пристыдил Окуркина Фригидин. – Покорно вас благодарю, я здесь еще немного полежу, отдохну, а потом отправлюсь работать. У меня, знаете ли, рабочий день начинается.
С улицы в приемку постучали. Народ требовал начать отгрузку мехов.
– Ладно, пусть валяется, – махнул рукой Сергей. – Нам сейчас с людьми работать. Открывай, Кузьмич, будем принимать.
С этими словами Тютюнин прикрыл служебную дверь, а Фригидин, словно того и ждал, жадно приник к ней ухом.
До игрушечной железной дороги оставалось совсем немного.
102
Перед самым перерывом на обед, между третьим и четвертым чаепитием, в цех, где работала Люба Тютюнина, позвонили.
– Ну, алле? – подняв трубку, отозвалась начальница цеха.
– Позовите сборщицу Тютюнину.
– Ага, щас. Уже побежала. Это вам не частная лавочка. У нас, между прочим, образцовое оборонное предприятие!
– Лучше позовите, а то вам хуже будет.
– Что? Меня – пугать? Это ваще хто?
