Джек вернул сотню на место и взял двадцать лир, после чего Ферлин запер дверцу, а ключ отдал Джеку.
— Спрячь его дома или носи при себе.
— Спасибо, Ферлин, ты мне сегодня очень помог.
— Не бесплатно, парень, я заработал на этом больше четырех сотен.
Они поднялись в гостиную, и Ферлин снова приготовил кофе, а Джеку опять достался большой кусок сахара.
— Ты меня балуешь, Ферлин! Дома я за полгода столько сладкого не съедаю!
— Кушай, ты еще растешь, тебе нужно.
— А тебе? Слушай, Ферлин, а вот скажи мне, что бы ты делал, если бы добыл столько денег? На что бы ты их потратил?
Ферлин отхлебнул кофе и пожал плечами, прикидывая возможные траты.
— Я бы стал покупать больше железок, краски выписал бы автомобильной из Ловенбрея. Дом у меня есть. Новый автомобиль купить? Нет, самому мне собирать интереснее, к тому же теперь для этого все имеется. Наверное, не стал бы я делать никаких больших трат и отложил бы деньги на черный день, мне сейчас ни на что тратиться не приходится. Ты же видел, сколько в подвале еды…
— Да. Ты вроде мясо в банках засаливаешь?
— Точно подмечено. А потом вымачиваю, лишнюю соль сливаю, и хочешь жарь, хочешь суп вари. И еще у меня там картошка в мешках, она в прохладном месте полгода храниться может.
— Ферлин, а мне куда эти деньги применить правильнее?
— Ты можешь отстроить большой кирпичный дом на два этажа.
— Ух ты! — Джек даже покачал головой, представив на месте их с матерью жилища красавец дом из желтого или даже белого кирпича. — А почему он должен быть именно кирпичный?
— Кирпичный проще натопить, чем железный. И потом, в новом доме можно сделать водопровод, горячую воду, ванную и теплый туалет.
— А теплый туалет зачем?
— Чтобы не ходить на улицу.
— А что там ходить, до него всего десять шагов? Заодно за козой приглядеть можно, когда по нужде шагаешь — очень удобно. А вот, кстати, про козу — где ее тогда держать? Тоже в доме?
— Нет, коза останется в сарае, но, возможно, ты и его сделаешь более благоустроенным.
— Вот как! — произнес Джек и даже перестал грызть сахар, представляя себе благоустроенный сарай для козы. — Ну а сколько будет стоить такой дом и сарай для козы?
— Думаю, в две тысячи уложишься…
— Ну допустим, а остальные куда?
— Можешь открыть в Нуре магазинчик и торговать найденными на военной свалке шпингалетами и гвоздями. Ты всегда находишь чего-нибудь интересное, а вот я, как пойду, только утиль какой-нибудь.
— Не нравится мне здесь, Ферлин, — признался Джек и вздохнул. — Ни на пустоши, ни в Нуре. Дыра тут у нас.
— Ты потому и в солдаты захотел?
— Да, потому. Ну и чтобы курицу попробовать, я об этом тоже часто думаю.
— В конце концов, можно переехать на юг.
— В Гулмар, что ли?
— Ну, Гулмар — это тот же Нур, только чуть побольше. Нет, я имею в виду на другой конец континента. К теплому морю.
— И во сколько это обойдется?
— До Ловенбрея на машине, а там уже летают настоящие аэробусы. Десять часов полета, и ты в двадцати тысячах километров отсюда… Представь себе берег теплого моря, белый, утопающий в зелени дом, перед ним площадка, на которой столик и над ним зонт, а под зонтом ты, пьешь какой-нибудь… — Ферлин пощелкал пальцами, подыскивая нужное слово, — какой-нибудь коктейль «маргарита-штосс». Твоя мама в красивом белом платье срезает несколько роз, чтобы поставить в вазу к обеду. Представил?
Сидевший с закрытыми глазами и с блаженной улыбкой на губах Джек кивнул. Но затем встрепенулся и, посмотрев на Ферлина, спросил:
— А коза где?
— Коза осталась в Нуре, Джек. Вы с матерью ее продали, потому что в аэробус с козой не пускают.
Джек посидел молча несколько секунд, раздумывая о судьбе козы, а затем вздохнул и признался:
— Без козы плохо, она нас, считай, кормит. А сколько стоит домик с зонтом, который ты нарисовал, Ферлин?
— Ну, на такой домик у тебя деньжат едва ли хватит, вам один только перелет встанет тысячи в полторы. Но подальше от моря, одноэтажный домик в две комнатки, с водопроводом и теплым сортиром обойдется тысяч в пять. Правда, к этому следует прибавить плату за воду, электричество, немалый налог на недвижимость. Харчи там дороже, одежда. И вся жизнь в целом. Опять же автомобиль там просто необходим, ну и, конечно, работа, а вот с этим там не очень. Лучше, чем в Нуре, но в основном на небольшую зарплату, жить на которую можно лишь в таком же домике, в каком ты живешь и здесь.
— Какой же смысл тогда переезжать и работать, если жить придется далеко от теплого моря и в таком же домишке, как на пустоши?
— А вот потому-то люди все еще и живут здесь, а не бегут на юг.
— Ферлин, а откуда ты столько знаешь про ту сторону континента?
— Оттуда, что я специально все узнавал. Хотел после госпиталя туда рвануть и обосноваться, но пожил пару недель и понял, что лучше домой. Здесь я на пенсию прокормиться могу, а там никак.
— Спасибо тебе за все, Ферлин, я пойду, — сказал Джек, поднимаясь. — А сахар с собой заберу и по дороге доем, ничего?
— Это твой сахар, ешь, когда хочешь.
— Пойду домой и буду крепко думать, на что потратить эти деньги.
55
Ночь выдалась беспокойной, потому что для Рема и Фреда она началась только в половине четвертого утра.
До этого времени они еще как-то держались на ногах, но три дня празднований по случаю успешного выполнения первой половины задания дали о себе знать — напарники ослабели.
Повлияли на это и напитки, которые пришлось срочно добирать в ближайшем магазине. Это был все тот же ужасный алкоголь местного производства, который еще в первый раз Рем определил как «ракетное топливо повышенной мощности».
Несмотря на полуобморочное состояние, в котором Рем пребывал к концу праздника, он сумел побеспокоиться о завтрашнем нелегком пробуждении и заначил треть бутылки «топлива», которую задвинул под стул.
Рем грезил наяву, Рем проваливался в глубокий сон, видел короткие кошмары и снова балансировал на грани бодрствования, но через все эти этапы бессознательного бытия его сопровождала надежда на лучшее, он знал, что утром будет чем подлечиться.
Однако утро для него наступило не в положенный час дня или даже позже, а где-то в половине десятого утра, когда Рем услышал посторонний шум в номере и какую-то возню на полу.
Со стола падал упаковочный мусор, позвякивали пустые бутылки, свободно раскатываясь по полу, и кто-то то и дело шумно сопел и причмокивал.
