– Ну да. Караваев, – галантно согласился я. – Так вас все же как зовут?
– Я – Анжела. Она – Полина. Только Полина не из нашей школы. Приехала на лето, отдыхает у нас.
Ну вот. Уже целая светская беседа образовалась. Только чего мне от них надо-то?
– Тебе чего от нас надо, Караваев?
Вот те на! Мысли она, что ли, читает?
– Так это… дружить хочу…
Мелкая тоненько хихикнула, а долговязая Анжела вытаращилась на меня, как на говорящего таракана.
– Чего?
– А что? – начал я заводиться. – Нельзя, что ли? Чего тут такого? Я что, денег, что ли, взаймы прошу? Нет! Всего-навсего – дружить! Эка невидаль!
– Ну, я не знаю, – стала выделываться Анжела. – Поль, ты как?
Мелкая только плечами пожала.
– А с кем именно ты дружить хочешь?
– Так это… с двумя… наверное….
– А разве так можно? Поля, ведь так же нельзя? Правда?
Отчего-то у меня стало возникать ощущение, будто я сдуру погружаюсь в какую-то приторно-тягучую жижу. Сам! Добровольно. Господи, какие же они… погремушки! Захотелось глубины самосознания? Интеллигентские комплексы замучили? Получай сеанс самоочищения!
– Придется тебе, Караваев, выбирать – с кем ты больше хотел бы дружить? Со мной или с Полиной? Только Полина в конце месяца уезжает. Домой, к маме…
Началась предвыборная агитация. Черный пиар.
Да уезжали бы вы обе! И прямо сейчас! Кой черт меня дернул их догнать?
– А я это… могу подумать?
– Ну, я не знаю…
Она что, блин, кокетничает? Пигалица не старше меня! От силы лет восемь.
И, кстати, страшненькая эта Анжела, если честно. На цаплю похожа. Мне что, так ей и сказать? Не хочу с тобой дружить – ты страшненькая?
За что мне это все?
– Ты тогда подумай, а завтра нам скажешь, – строго наказала мне страшилка, – в это же время и в этом же месте. Правда, Поль?
А чего мелкая как воды в рот набрала? По крайней мере, она хоть чуть посимпатичнее. Пухлые щеки, глазища огромные, волосы черные как смоль, забранные в два смешных хвостика. Кстати, как на том черепе из записки. Бред! Я что теперь – в каждой темной комнате буду за кошками гоняться?
– Правда, Полина? – захотелось мне растормошить эту куклу. – Завтра сказать?
Та слегка зарделась, неопределенно повела плечом и непроизвольно качнулась за спину Анжеле. Как-то не тянут они в моем представлении на ночных налетчиц. Да что я вообще несу? Какие налетчицы? Какого черта я вообще здесь время теряю? Чемодан надо идти собирать для мнимого лагеря. Мать, наверное, начинает озадачиваться моим долгим отсутствием.
– Хочешь фенечку? – неожиданно пискнула мелкая и протянула мне какой-то самопальный цветастый браслетик из ниток. – Это от сглаза.
Я с изумлением уставился на нее, отчего пигалица запылала еще ярче, но руку от меня как от черта не отдернула.
– Ну, давай, – сделал я ей великое одолжение. – На какой руке носить?
Ответа не последовало. Словесный лимит, видимо, был исчерпан. Только знакомое пожатие плечиками да румянец на пухлых щеках.
– Ладно, – смирился я с этим природным явлением и нацепил браслетик на левую руку, – тогда до завтра.
– До свидания, – жеманно попрощалась Анжела, гламурно опустив веки.
А мелкая Полина только кивнула едва-едва. Вот, наверное, перепугалась девчонка! А как же – первый в жизни кавалер. Вон с перепугу даже какую-то «хренечку» подарила. Прикол.
– Пока, подружки! – неловко ляпнул я на прощанье. – Увидимся.
И полез по склону оврага наверх, оскальзываясь местами и цепляясь за сухие стебли выгоревшей травы. Когда оглянулся сверху, девчонок уже не было.
Черта с два я приду завтра. Увольте!
Хватит с меня этих романтических похождений.
Глава 7
Юрский парк… по-русски…
Звонко трещал двигатель нашего штатного «Ижака».
Ирина, управляя рогатым мотоциклетным чудовищем с коляской, большей частью помалкивала. Понятно почему – обоих не перекричишь. Имеется в виду веселенький звуковой дуэт, состоящий из разудалого двухцилиндрового баритона и шума ветра в ушах, претендующего на роль вездесущего бэк-вокала.
Впрочем, ей помолчать полезно. Ибо… разговаривает много!
Просто мы уже успели немного поцапаться перед отъездом и слегка потрепать друг другу нервы. Так, по мелочам. Для создания рабочего настроения и жизнерадостного тонуса.
Все началось, как водится, с мелочей.
Точнее, с вопроса.
– Что это у тебя за мусор на руке? На помойке эту грязь нашел, бичуган? – поинтересовалась Ирина, как только мы вышли от моих родителей.
Я только фыркнул возмущенно. Отвернулся демонстративно и молча направился к коляске мотоцикла. Самое интересное, что буквально минуту назад в обществе моих родителей эта дамочка была олицетворением английской леди на великосветском приеме. «Извините», «пожалуйста», «будьте любезны», «не стоит затруднений, уважаемая Людмила Леонидовна» – фу! До тошноты. А как только вышли – на́ тебе: «мусор», «помойка», «бичуган», и, надо думать, совершенно неуважаемый «бичуган».
Змея двуличная.
– Подарок от любимой, – напустив на себя важности, неторопливо произнес я, забираясь в коляску и устраивая между ног свой чемодан. – От сглаза, между прочим. Как чувствовала, с какими лицемерками ее суженому придется общаться.
– Ты разбил мое сердце, – вздохнула Ирина и неожиданно насадила мне на голову огромный мотоциклетный шлем, – умри за это, черствый и бездушный мальчик!
– Осторожнее! – возмутился я. – Так и шею сломать можно. Ребенок я или… погулять вышел?
– Ты хоть знаешь, что это за браслетик?
Ирина даже повременила с запуском стартера. Стояла, упершись двумя руками в сиденье мотоцикла, и рассматривала меня как под микроскопом.
– «Хренечка» от сглаза, я же сказал. Очень полезная вещь, между прочим. А что, понравилась?
– А кто подарил, конечно, не скажешь? Наверняка не скажешь. Понимаю. Начнешь выеживаться, на умняк падать, цену себе набивать.
У меня от возмущения аж шлем на глаза съехал.
– Да когда я выеживался-то?
– Да все время.
– Чего ты врешь? Ой, извините, не так! Вы, уважаемая леди, неправду говорить изволите.
– Вот! А говоришь, не выеживаешься. Ты и сейчас надулся как пузырь.
– Да ты на себя посмотри, выдра!
– Умно. Впечатляет даже. Надо же! Услышать такое от ребенка… пятидесяти лет от роду.
