Я и заткнулся.
Вот как у нее так получается?
Двигатель завелся со второго раза, и, на мое счастье, заткнулась и Ирина. Знаете что? Иногда я горько жалею, что когда-то в минуту слабости открылся этой мегере. Показал вражи́не свою ахиллесову пяту. Все верно, пятьдесят лет с учетом прошедшего года – не поленилась же посчитать!
Непостижимая женщина. До невыносимости. И как вообще прикажете с ней общаться?
Ей двадцать три. По моим меркам – вообще соплячка. В дочери годится. Ну, или с большой натяжкой – в романтические партнеры. А что? В нашем двадцать первом веке «папиков» никто не отменял. Только как я могу ее позиционировать в таком качестве, имея рост метр двадцать и вес тридцать три цыплячьих килограмма? Никак. Ладно, отставим романтику. Не больно-то и хотелось. Я вообще в этом времени – ребенок. Только с точки зрения ребенка эта «выдра» мне даже в матери не годится. Так, сестра старшая. По умолчанию мы с ней так и «соприкасаемся». Как правило. До того момента, пока ей вдруг не захочется предательски вонзить мне нож в спину. Как в данном конкретном случае, например.
И вот сижу я сейчас будто бы как ни в чем не бывало, подставляю свою бестолковую головушку под набегающие воздушные потоки, а самому стыдно, аж зубы сводит. Как от самого кислющего в мире цитруса. Мне всегда стыдно, когда эта гадюка ненавязчиво так указывает на то, что на самом деле я гораздо старше, чем выгляжу. И на то, что веду себя как инфантил, изображая своим поведением дите неразумное. Кстати, это очень легко сделать, достаточно лишь чуть ослабить контроль над самим собой – и все, ребенок берет верх над занудой-взрослым.
Интересно, во что легче впасть – в маразм или в детство?
Я горестно вздохнул и огляделся.
А почему это мы, интересно, свернули не на Большую Морскую, а на улицу Ленина? Наша оперативная база немного в другом направлении. Я, конечно, если даже и впал в детство, то до маразма мне еще далеко.
Ну?
Ирина глянула на меня и чуть заметно кивнула. Мол, ты не ошибся, дедушка, – цель поездки уже не спортзал во Дворце пионеров. Я в ответ требовательно дернул подбородком: «Объяснитесь, дамочка». Она в ответ тоже подбородком показала куда-то вперед и вправо.
Надо сказать, что, несмотря на постоянные пикировки, мы отлично понимаем друг друга без слов. Когда нужно. Чего скромничать, партнеры мы отличные. Спайка и взаимопонимание на высоте. Что не мешает этой… чешуйчатой пресмыкающейся…
Ладно, хорош! Пора успокоиться, старичок.
Чего заводиться из-за этой малолетки. Она, кстати, указала направление, где находится Корабельная сторона. Это мне ничего не говорит, но за Корабелкой после крутого спуска находится… Инкерман. А там – заброшенный скальный монастырь, о котором говорил Пятый. Я помахал рукой, чтобы Ирина оторвалась от дороги, потом указал пальцем в сторону и вниз. Мол, доедем туда и потом на спуск?
Теперь она просто и без затей кивнула. Угадал, значит, малыш.
Я тоже просто и без затей показал ей кулак: «Предупреждать надо о смене планов! Иначе с моей стороны последуют убедительные возражения. И жесткие санкции».
А она кротко на долю секунды закатила глаза: «Ой, боюсь-боюсь! Вертела я ваши санкции…»
Я резко чиркнул ладонью по тыльной стороне запястья левой руки. Мол, хватит болтать за рулем. И показал пальцем по ходу движения мотоцикла: «Следи за дорогой, балаболка».
В ответ – кверху большой палец. Можно расценивать, как «вы правы, коллега, спасибо за ценное указание». Или как «не пугайся, маленький, тетя и без тебя разберется». Я предпочел выбрать первый вариант и… отвернулся в сторону, дабы не провоцировать не в меру болтливого водителя.
Неудачный выбрал момент для наслаждения пейзажами. Мы спускались к основанию Южной бухты по Красному спуску, поэтому перед носом у меня замелькала каменная стена ноздреватого известняка с буро-зелеными пятнами диких вьющихся растений. Та еще картинка!
На мое счастье, козырек на коляске отсутствовал, поэтому горячий воздух, упруго бьющий в лицо, под громоздким шлемом на влажных от дневной жары волосах казался уже не таким горячим. Даже слегка прохладным. Я с удовольствием зажмурился и постарался задрать подбородок повыше, ловя набегающий воздушный поток еще и пазухой расстегнутой чуть ли не до пупа клетчатой рубашки.
Для детского спортивного лагеря меня, между прочим, нарядили в самое что ни на есть лучшее, что нашлось в маминых загашниках. И я сейчас планировал этот прикид аккуратно повесить в один из шкафчиков спортзала – для повторного облачения в день моего «возвращения в семью из мест не столь отдаленных». А на время «командировки» у нас есть – ни много ни мало – целая костюмерная городского Драматического театра, что через сквер рядом с Дворцом пионеров. Где работает еще один из моих наставников – старый дядюшка Хаим, хабуб Хейфец, Хаим Натанович дорогой.
Он этой весной учил, впрочем, до сих пор меня учит практической маскировке в полевых условиях. Ну, и иногда принимает самое живое участие в подборе для своего ученика повседневных «одежд». Потому что «таки, юноша, противник в этом деле мелочей не приемлет». По этой причине я стараюсь обычно посещать театральные закрома в отсутствие Хейфеца, благо такая возможность мне предоставлена. Нравлюсь я деду.
Теперь из-за новой вводной придется отложить визит к старику на пару часов. И позаботиться особо о сохранности своего парадно-выходного платья, лазая по скалам и норам. Дабы впоследствии не расстраивать родителей.
Опаньки!
Не ожидал я, что мы этой дорогой поедем. Ирина в свойственной ей манере просто срезала приличный крюк, достоинство которого заключалось в наличии твердого асфальтового покрытия. Не снижая скорости, мы неслись уже по каким-то задворкам, проулкам и балкам. Разумеется, без асфальта. Я посильнее сжал челюсти, заботясь о целостности языка, а то так и придется до конца жизни жестами разговаривать.
Зверская техника! Почему такие жесткие рессоры и неудобное сиденье? И ноги некуда пристроить. Никогда у нас не заботились об удобстве пассажиров! Я имею в виду – инженеров-проектировщиков. Враги рода людского. Впрочем… танки действительно у нас одни из лучших. Не самые комфортабельные, правда, но немцы в свое время писали кипятком…
Опля!
Это я предусмотрительно уперся руками в кожух коляски. Ирина заставила мотоцикл в мгновение ока встать как вкопанному. Как когда-то вставал Сивка-Бурка – «листом перед травою».
Адский водила.
– Дальше пешком, – сказала она, освобождаясь от шлема, – оглядимся, освоимся.
Причальная зона. Техническая.
Слева, чуть позади, виднеется плавучий док. «Slow speed». Это не название, не подумайте, что я сошел с ума. Детские ассоциации: первое иностранное выражение, которое я увидел в жизни и даже смог перевести, – достаточно было глянуть на плавдок чуть левее, там уже по-русски: «Тихий ход». Еще мысль тогда в детстве мелькнула: «И стоило ли строить такую огромную махину, чтобы перевести с английского два слова? Так, чтобы всем видно было. Странные люди».
