– Не, спасибо, баб Мань. Не хочу я пить. До свидания. Пойду Славика поищу.
– Ну, пойди, пойди, родимый. А я тут сейчас падалицы немного соберу. Бродит уже…
Мысленно пожелав здоровья будущим дегустаторам великолепного напитка, я благоразумно удалился. Путь мой теперь лежал в направлении вражеской территории.
Ну как вражеской…
Вообще-то на самом деле все не так ужасно, как звучит. Или как это можно себе представить. Ну да, чужаков, собственно, нигде не любят, но только у нас это было доведено до какой-то сюрреалистической игры. И я вам скажу, игры не особо кровожадной, чем-то похожей на игру в «Пираты» или в «Гражданскую войну». Заметьте, даже не в «Отечественную», потому что наших противников считать фашистами – это уж перебор. Козлами – это куда ни шло, а фашистами… зачем же обижать людей напрасно?
– Эй, Костян! Славку Рыжего не видел?
– Булка? Ты чего, оборзел? Это наш двор!
– Да знаю я! У меня дело к Славке. Важное.
– А-а… Так он на этой, санап… как ее… пидем… значит… станции. С пацанами.
– Чего он там забыл?
– А там сегодня баранов новых привезли. Они хотят шерсти с них нарезать.
– Зачем?
– А… Короче, Булка! Тебе какое дело? Ты вообще… давай вали отсюда!
– Все, Костян, все. Удаляюсь. Восстанавливаю вашу экстерриториальность. И суверенитет.
– Су… тет… Чего говоришь?
– Проехали.
Санэпидстанция, значит.
Иногда туда привозят телят, иногда гусей, один раз даже привезли огромного коричневого индюка, который шикарно клекотал на свист или какой-либо другой громкий звук. Сегодня, значит, бараны. Прививки, что ли, из них делают?
В любом случае эта станция – наш общественный зоопарк. О появлении новых питомцев моментально становится известно всем, и местная шпана считает своим святым долгом посетить несчастных жертв медицинских опытов. Поддержать морально, а может быть, и подкормить чем-нибудь, что жесточайшим образом пресекается стареньким и медленно передвигающимся сторожем, который по умолчанию признан не очень опасным для общества существом.
Территориально этот стихийный зоопарк не принадлежит никому, поэтому считается демилитаризованной зоной. Здесь обычно не дерутся, адреналина и так хватает и от грозного на вид, но беспомощного сторожа, и от впечатлений соприкосновения с живой природой.
– Эй, чабаны! Хорош баранов стричь. Где Славка?
– Булка! Ты чего орешь тут? Сторож услышит!
– Славка, спрашиваю, где?
– Живот у него заболел. Вон там, за забором… сидит, думает, гы-гы!
– Я вот сейчас ужо вам! Кому солью задницу прострелить?
– Пацаны! Стрем!! Сторож проснулся!!!
– Я тебе сейчас дам «проснулся», шельмец! Кто тут спит? А ну стой!
– Булка! Урод! Из-за тебя все! Только попробуй теперь к нам во двор зайти…
– За тем забором? Подожди, дед. Славка, спрашиваю, за тем забором?
– Не, за вон тем, дальним. Ну все, капец тебе!
– Я тебе сейчас дам «подожди»! Вот ужо погоди… стой, стало быть, стрелять буду!
– Все-все, убегаю уже. Гляди! Ой боюсь-боюсь. Тикаю без оглядки!
– То-то же! Шпана…
Подгоняемый сторожем, который чуть ли не в спину мне тыкал дулом старенькой безобидной двустволки без бойка, я неспешно взобрался на высокий забор и горным орлом оглядел окрестности. А не видать Славки-то!
Где же ты, жертва гриба чайного?
Вон там, справа, что-то кусты нехарактерно вздрагивают. А ветра нет. Штиль тут у нас, сеньоры пираты.
– Славка! Это ты там?
– Ы-ы-ы!
– Понял, понял. Слышь? Я тут на тропинке подожду. Разговор есть.
– Фу-у-ух!
– Поздравляю. Я тут, на лавочке. Возле будки. О! Псина. Привет, псина. Ай!!!
– Булка! Ты, что ли? Там собака… придурошная… осторожно… Фу-у-ух…
Укусить не укусила, но зубами клацнула так, что сердце в пятки ушло. Хорошо, что хоть на цепи. И ведь не тявкнула даже. Только высунулась – и сразу за ляжку! Спасибо реакции, увернулся. И отпрыгнул вовремя.
За кустами мелькнула рыжая голова.
– Привет, Булка. Меня искал?
– Слышь, Славик! Ты… это… руку-то не тяни, не стоит. Давай без объятий на этот раз. Лады?
– А, ну да.
– Болит живот-то?
– Ага. Ноет.
– Ну, до свадьбы заживет. Давай прогуляемся.
– Давай.
Мы вышли на тропинку и, не сговариваясь, одновременно сделали «рожу» коварной псине, недобро поглядывающей на нас из своей будки. Псина, наверное, впечатлилась от нашего «синхрона» и негромко зарычала в ответ, глухо и утробно. И, между прочим, совершенно не страшно – на цепи ведь! Бодливой корове богом рогов не дадено.
– Тут вот какое дело, Слав, – начал я издалека, – спросить просто хотел, чего ты думаешь про ту ночь? Ну, когда Димона повязали?
Рыжий вздохнул выразительно, прислушался к эволюциям, происходящим у него в животе, и выдал:
– Думаю, ваш Генка набрехал все про девчонок. – Вдумчиво говорит, рассудительно и весомо, не забывая при этом поглядывать на близлежащие кусты – мало ли, вдруг срочно понадобятся. – А чтоб за задницу его не взяли (тут Рыжий сделал еле заметную паузу, чтобы очередной раз прислушаться к собственному организму: предмет-то упомянут животрепещущий), подговорил кого-то. Ну, чтоб напали на нас ночью. И стрелки они же нарисовали. А мы – в подвал, остался наверху только ваш Димон. Вот ему и досталось.
Ну что ж. Достойная версия. И изложена грамотно.
Будь Славик при ночных делах – сейчас бы тужился (двусмысленно прозвучало), доказывал бы мне теорию существования черных налетчиц. Благо факты располагают. Ан нет, пошел по менее очевидному, но более логичному пути. Респект!
Впрочем, есть еще опасность двойной игры. Маловероятно, конечно, в силу малых лет, но все же…
– А ты сам никому не говорил о нашей встрече в полночь? – спросил я в лоб. – Может, случайно проболтался?
– Не-а, – беспечно отмахнулся Славик. – Я просто сначала вашему трындуну поверил. Ну, про девок. А потом врубился, но уже… пообещал же прийти. Вот и пришел. А говорить кому-то… нет. Подумали бы – дурак какой-то. Повелся…
Нескладно, но понятно.
И опять – логически стройно. Как специально себе алиби клеил. Даже подозрительно. Да, блин, ему только восемь лет! Сколько же можно их переоценивать? Достойных же ты себе противников выбрал, нештатный агент безопасности!
– А что у тебя за нитка на руке? – Новые подозрения вспыхнули с особой силой. – Это что за браслетик? Фенечка?
