– Это уже признание в любви?
Господи! А ведь эта девочка при знакомстве показалась мне такой скромной! Главное, что примечательно, тихой и неразговорчивой. Где ты, прежняя Полина? Кто подменил тебя на этого дьявола с косичками?
– Так… это…
Вот что тут ответить? Зараза мелкая!
– Ладно, можешь не напрягаться. Замуж за тебя никто и не собирается. Так чего там моя фамилия обозначает?
Почему кругом все люки закрытые? Эй, коммунальщики! Вы что, работать начали как положено? Когда не надо…
– «Кравец» – это портной в Малороссии, – без энтузиазма буркнул я. – А «Кравцова» выходит что-то типа его дочери. Или то, что принадлежит портному. Ответ на вопрос «Чья?». Кузнец – Кузнецова. Стрелец – Стрельцова.
– Козел – Козлова, – тут же ухватила идею Полина. – Каравай – Караваева. Так ты что, сын каравая? Или принадлежишь Большой буханке?
– Полин, вообще-то насмехаться над чужими фамилиями…
– А почему тебя зовут Витя, а не, скажем, Колобок? Или Бублик? Знакомьтесь, дети, это Бублик Караваев. А это его братик, Кекс Батонович. И сестричка Плюшечка…
Кажется, я начинаю понимать, почему романтические отношения между мальчиками и девочками начинаются лет с пятнадцати. Да потому что девочки до своего полового созревания просто не доживали бы! В пятнадцать хоть заняться есть чем. В смысле, много разговаривать не особо-то и нужно. Пара комплиментов – и… вперед. А мне-то что делать в свои восемь?
– Троллейбус! Бежим!
Может, тупо удрать от нее? Наверняка я быстрее!
Добежав до остановки, я в надежде оглянулся. Вредная девчонка даже и не собиралась ускоряться. Шлепала себе прогулочным шагом, рассматривая окружающую действительность с легкой полуулыбкой.
Ну, раз так, прощай, Полина!
Я сунулся было в салон троллейбуса и… тут же выскочил из него наружу. Заметил раньше, но дошло только внутри. Это «двойка». А нужна «пятерка». Троллейбус второго маршрута для запланированного путешествия не подходит. А мелкая, наверное, это заметила чуть раньше. И не особо торопилась. Ну все, конец мне…
– Что? Не тот троллейбус?
– Да уж… Гранаты у него не той системы.
– За державу обидно?
– Обидно.
– Но ты не расстраивайся, Бублик. Не сори крошками.
– Полин, можно тебя кое о чем попросить?
– Ладно. Не буду. Только и ты перестань умничать.
– А когда я умничал?
Дежавю?
Кажется, я недавно уже оправдывался на похожую тему.
А! Ирина. Сговорились, что ли, демоны в юбках?
– Мой папа не из будущего, – вдруг неожиданно сказала Полина. – Я действительно пошутила. Просто ты… как будто бы хотел это услышать. А я почувствовала. Поэтому и сказала…
– Как это?
Девчонка вздохнула и выразительно посмотрела на меня своими огромными глазами.
– Очень долго объяснять.
– Да у нас есть время. Ты уж потрудись.
– Нет.
– Почему?
– Потому.
– Ты нормальная?
– А ты?
Чувствую, начинается дискуссия, конечная точка которой будет звучать как «Ты дурак. Сама ты дура!». Моего преимущества в возрасте только и хватило на то, чтобы свернуть с этой проторенной бессмыслицы и буркнуть обреченно:
– Ладно, проехали. Не объясняй.
– Гляди! Кажется, «пятерка» подходит.
– Да-да. Вижу. Отойди от бордюра.
– Хорошо, папочка. Не переживай.
– Впрочем… можешь стоять где хочешь. А ближе слабо?
– Не дождешься.
Это точно не дождусь.
А вот сам я этот день переживу вряд ли.
Глава 17
Живая история
Херсонес – одно из самых уникальных мест на Земле.
Ну, прежде всего возраст этого древнего человеческого поселения: две с половиной тысячи лет – это серьезный срок. Причем около двух тысяч из них город реально процветал и только пару последних веков лежит в руинах.
Колоритно так лежит, живописно.
Копаться в глубинах исторических коллизий Херсонеса – это значит обеспечить себя головокружительно увлекательным занятием, на которое без преувеличения можно потратить всю жизнь без остатка. Сами посудите – древнегреческий полис, словно наконечник боевого копья, выдвинут почти в центр Черного моря. И такая же боевая судьба: скифы, гунны, хазары, печенеги – все норовили его разграбить и разрушить. А город на протяжении всей своей истории существования отбивался как мог от любителей поживиться чужими богатствами.
К тем лихим парням можно добавить и нас, русичей.
Солнышко наше Красное, любимый и незабвенный князь Владимир, прежде чем принять христианство в Херсонесе, сначала его осадил по всем правилам военного искусства, через несколько месяцев соответственно захватил, а потом, как водится, и разграбил еще до кучи. Это уже только опосля будущий святой проникся благоговением и заставил местных священников (или все же вежливо попросил?) покрестить его и всю его бравую дружину. Ибо тенденция была. Хочется произнести «модная», но скажу – политически актуальная.
Правда же интересно?
Страдал потом Херсонес и от турок, и от монголов, и от генуэзцев, но добили его, вы не поверите, литовцы! Во времена Дмитрия Донского. Окончательно добили. Представляете? Шустрые по тем временам прибалты добрались аж до этих благословенных мест! Еще лет тридцать оставшиеся в живых жители как-то пытались прозябать в полуразрушенных хибарах, но появившиеся в этих краях ордынцы окончательно смели остатки города с лица земли. Добили дряхлеющий и ослабевший мегаполис. Древнее копье было сломано навсегда. До появления на этих скалистых берегах через четыре сотни лет гладкоствольных ружей с русскими штыками.
Тогда и родился мой Город.
Такой же боевой и гордый, как и его почтенный предок. Потому что за какие-то двести лет он дважды бился насмерть с врагами и дважды был зверски разрушен. Можно сказать, остервенело и неистово. До основания. А потом дважды возрождался из руин, как птица феникс из пепла, назло врагам и ненавистникам. Становился еще прекраснее и ярче. А один раз он был… предан своими неблагодарными потомками и отдан в другую страну. Потом все же вернулся. Но это уже другая история, которая для меня пока в будущем. Или в прошлом, смотря как судить. Главное, что победа все равно осталась за справедливостью, что в нашей человеческой истории очень большая редкость.
Ладно, я отвлекся.
Просто люблю это место до одури. Скажу больше: искренне считаю, что Херсонес незаслуженно обделен вниманием широкой публики. Слыхали-то о нем все, но то, что это величайший исторический памятник всех времен и народов, – понимают немногие. И изучают его, на мой взгляд, недостаточно широко.
