По мнению Ланотта, «…некоторые военные и/или политические руководители Франции считали легитимным поддерживать относительно незаметно альянс с ВСР – не для того, конечно, чтобы способствовать геноциду, но чтобы стабилизировать государственный аппарат, пресечь резню и сохранить способность ВСР предотвратить победу РПФ. Иначе говоря, эти французские руководители немного наивно цеплялись за иллюзию, что можно, не слишком пачкая себе руки и опираясь на руандийских лидеров, не скомпрометированных резней, остановить РПФ и положить конец хаосу и кровавой бане в зоне, контролируемой правительственными силами»
[1442]. Ланотт предполагает, что в эту группу входили в первую очередь президент Миттеран и его советники: «…можно выдвинуть гипотезу, согласно которой, несмотря на <политику> “оставления” и бессилия, принятую… правительством Балладюра, президент Республики решил в апреле 1994 г., что Франция должна любыми средствами попытаться возродить в Руанде свою политику умиротворения изнутри, хотя бы и запачкав руки, чтобы прекратить как можно скорее кровопролитие, по отношению к которому международное сообщество “умыло руки”»
[1443]. Именно так, с точки зрения Ланотта, родилась политика «грязных рук».
То, что вопрос о военно-техническом сотрудничестве Франции с руандийским режимом серьезно рассматривался в Париже, доказывают переговоры 9 мая во французской столице между генералом Юшоном, курировавшим отношения с Руандой по военной линии, и полковником Рвабалиндой, советником начальника ГША, который составил подробный отчет об этой встрече. На ней Рвабалинда обратился с просьбой о предоставлении Руанде (возможно, непрямо, через соседние дружественные страны) боеприпасов для легкой артиллерии и личного оружия, обмундирования и средств связи. В ответ Юшон посоветовал «…безотлагательно предоставить все доказательства, свидетельствующие о легитимности войны, которую ведет Руанда, чтобы привлечь международное общественное мнение на её сторону и позволить возобновить двустороннее сотрудничество». По словам Рвабалинды, генерал «…ясно дал понять, что руки и ноги у французских военных были связаны в отношении какого-либо вмешательства в нашу пользу из-за позиции СМИ, которую определял исключительно РПФ. Если не сделать ничего для изменения образа страны за границей, военные и политические руководители Руанды будут считаться ответственными за совершенные в ней преступления. Он несколько раз возвращался к этой теме. Французское правительство никогда не согласится на то, чтобы его обвиняли в поддержке людей, которых осуждает международное общественное мнение и которые не представляют аргументов в свою защиту. Настоятельно необходима борьба за СМИ». Тем не менее, как сообщил Рвабалинде Юшон, в Руанду уже «отправлены семнадцать маленьких радиопередатчиков на семи частотах, чтобы облегчить связь между подразделениями в городе Кигали». Он также посоветовал подготовить аэропорт Кигали для приема возможной французской помощи
[1444].
«Даже когда их союзники хуту погружаются в систематическую резню тутси, – пишет Брекман, – и когда груды тел убирают с улиц Кигали ковшами мусороуборочных машин, <ответственные> за французское военное сотрудничество не подвергают тех осуждению: еще в мае, шесть недель спустя после начала геноцида, генерал Юшон обещает руандийскому эмиссару полковнику Ефрему Рвабалинде предоставить ему не только снаряжение, но и надежные приемники, чтобы обеспечить прямую связь между французским генеральным штабом и его <руандийскими> союзниками, чьи солдаты бо́льшую часть времени проводят, убивая и грабя, а не сражаясь»
[1445]. Это доказывает, вторит ей Морель, что «военное сотрудничество между Францией и Руандой не прекратилось, несмотря на уход французских войск и закрытие посольства»
[1446]. Правда, Ланотт сомневается в том, что отчет Рвабалинды точно передает содержание разговора с Юшоном
[1447], однако приходится признать, что сказанное французским генералом в разговоре с Рвабалиндой вполне соответствует тому, о чем неоднократно писал Кено в докладных записках Миттерану и о чем говорил сам президент Франции.
Как следует из отчета, в ходе встречи 9 мая вопрос о крупных поставках французского оружия в Руанду в конкретном плане не обсуждался. Тем не менее существуют свидетельства, порой более, порой менее убедительные, что такие поставки имели место в период геноцида, несмотря на запрет, наложенный 8 апреля правительством Балладюра, и эмбарго, введенное ООН 17 мая.
Если верить полковнику Маршалу, то запрет 8 апреля был нарушен уже той же ночью. 20 августа 1995 г. он рассказал в интервью программе Би-би-си «Панорама»: «Два из трех <французских> самолетов, <прилетевших в Кигали рано утром 9 апреля>, привезли военнослужащих, а третий доставил боеприпасы… для руандийской армии. Они [боеприпасы] лишь несколько минут оставались на аэродроме, а затем их сразу погрузили на машину и отправили в лагерь Каномбе»
[1448]. Эту информацию подтвердил также депутат-либерал нижней палаты бельгийского парламента Арман де Декер
[1449].
19 мая высокопоставленный чиновник Министерства кооперации Филипп Жеанн признался Жерару Прюнье: «Мы доставляем снаряжение ВСР через Гому. Но, конечно, мы это опровергнем, если вы процитируете меня в прессе»
[1450].
В интервью газете «Le Quotidien de Paris» 28 мая Мишель Руссен отверг обвинения РПФ, выдвинутые против Франции, что та не прекратила военные поставки ВСР: «Каким путем, – вопрошал он, – мы можем транспортировать оружие и с помощью каких средств? Это совершенно противоречило бы африканской политике правительства. Согласно представителям РПФ… оружие переправлялось через маленький приграничный город Гома в Заире. Это значит не понимать наших отношений с этой последней страной, которые все специалисты по африканской политики считают хорошими. Если хотя бы немного представлять себе ситуацию на месте, то было бы ясно, что через эту зону невозможно осуществлять какие-либо контакты с вооруженными силами руандийского правительства. Это манипуляция и дезинформация: такие утверждения не состоятельны ни с политической, ни с технической точек зрения»
[1451]. Уверения Руссена, однако, не успокоили общественное мнение, тем более что 31 мая журналист Мишель Мюллер опубликовал в «L’Humanité» письмо второго секретаря руандийского посольства в Каире; в нем сообщалось о сделке по продаже Руанде крупной партии гранат и патронов на общую сумму 765 тыс. долл., которую планировали доставить из Египта в Заир, по всей видимости, с согласия французских властей
[1452].
