Столь же вялой, как и политика администрации, оставалась реакция американского общественного мнения, несмотря на шокирующие воображение факты и их широкое освещение в прессе. 7 июня агентство Associated Press сообщило о весьма скромных результатах кампании по сбору помощи руандийцам: «Пожертвования американцев, которых считают готовыми открыть свои сердца, текли тонкой прерывистой струйкой»
[1498]. «Люди еще не дошли до того, чтобы помогать этим беднягам, – объяснила этот факт руководительница одной из благотворительных организаций. – Когда люди видят заголовки новостей, говорящие, что что-то безнадежное, это уменьшает их желание помочь… Американцам трудно почувствовать симпатию, если они не понимают, кто жертва»
[1499]. «Это разновидность невосприимчивости к африканским кризисам, которая в некоторой степени уже была очевидной в Сомали», – так расценил ситуацию Рид Кремер, редактор новостного агентства Africa News Service
[1500].
На авансцену выходит Франция
1 июня Ален Жюппе заявил в парламенте, что принятие Резолюции № 918 стало результатом усилий французской дипломатии. «Именно благодаря Франции, – сказал министр, – удалось выбраться из трясины, в которой находилась данная резолюция Совета Безопасности»
[1501]. Он заявил о готовности Парижа участвовать в оснащении африканских контингентов, предназначенных участвовать в МООНПР-2, имея в виду в первую очередь подразделение из Сенегала. В то же время Франция увеличила гуманитарную помощь руандийским беженцам: к началу июня ее объем достиг 32 млн франков
[1502]. Однако к тому времени эти меры казались уже недостаточными.
Политический истеблишмент испытывал нарастающее давление со стороны французского общественного мнения, реагировавшего на поток сообщений о страшных сценах руандийской резни гораздо острее, чем американское. «Два месяца убийств, показанных по телевизору, – говорит Ланотт, – потрясли общественное мнение, которое, как и во время Боснийской войны, все меньше и меньше одобряет политику невмешательства в геноцид. С каждым днем, приносящим все новые известия о бесчисленных актах насилия, невмешательство становится все более неприемлемым»
[1503]. Позиция Парижа оказывается особенно уязвимой потому, что история его дружественных отношений с режимом Хабьяриманы и периодические всплывавшие в СМИ факты продолжавшегося военно-технического сотрудничества с ВСР создавали благодатную почву для обвинений французских властей в пособничестве геноциду – обвинений, которые вызывали крайнее их раздражение. Готовя на 3 июня встречу Миттерана с Бернаром Гранжоном, главой гуманитарной организации «Врачи мира», одним из самых резких критиков руандийской политики Франции, Деле информировал президента, что благодаря Гранжону, а также другим деятелям «и особенно журналистам Руандийский патриотический фронт сумел сыграть на эмоциях, вызванных этими ужасами, чтобы представить себя как освободительную армию, несмотря на то, что сотни тысяч человек (более миллиона, согласно Красному Кресту) спасаются от него бегством»
[1504]. Во время встречи, отвечая на критику своего собеседника, Миттеран, по свидетельству Деле, пытался представить прежний политический курс Парижа в самом благоприятном свете: «Мы оказали поддержку законному правительству против агрессии извне. Мы добились Арушских соглашений, организовав раздел власти. После убийства президента Хабьяриманы РПФ придет к власти, и тогда увидят, какие произойдут репрессии»
[1505].
2 июня после захвата католического центра Руанды Кабгайи повстанцы перевезли группу высокопоставленных католических прелатов во главе с архиепископом Кигали Венсаном Нсенгийюмвой в Бьиману, а на следующий день расстреляли его вместе с четырьмя епископами и восьмью священниками. Сообщения об этом дошли до Европы и Северной Америки 8–9 июня
[1506] и вызвали повсеместное осуждение. 9 июня Иоанн Павел II обратился с посланием к народу Руанды
[1507], сказав, что «глубоко потрясен» убийствами священнослужителей: «Я глубоко обеспокоен новостями, приходящими из вашей страны. Драматическая ситуация, в которой находится Руанда по причине ужасного мучительного конфликта, побуждает меня молить Бога, Отца милосердия, и Христа, который отдал Свою жизнь за человечество, даровать примирение истерзанному народу и принять умерших с милосердием». Он призвал «всех жителей Руанды, а также лидеров стран, которые могут им помочь, немедленно сделать все возможное, чтобы найти пути согласия и возрождения страны, столь сильно пострадавшей».
Но убийство священников бойцами РПФ, от которого его руководство поспешило откреститься, потонуло в море свидетельств о преступлениях в правительственной зоне. 5 июня в фокусе внимания оказались дети Руанды. Associated Press сообщило об эвакуации из Кигали в Париж «Врачами мира» 31 раненого ребенка (и хуту и тутси), потерявших своих родителей в пучине резни. «Некоторые из этих детей, – рассказала сотрудница этой организации Анни Фор, – больше не могут говорить. Они полностью травмированы. Они видели так много, что страдают ночными кошмарами и кричат во сне. Некоторые получили такую психическую травму, что, испытывая жажду, даже боятся попросить воды. Поэтому врачам и сестрам постоянно приходится самим предлагать им воду»
[1508].
10 июня интерахамве убили мачете несколько десятков детей-сирот тутси в приходе церкви Св. Андрея в столичном квартале Ньямирамбо. Это преступление вызвало большой резонанс в мировой и во французской прессе
[1509], которая усилила атаку на свое правительство. Руандийский режим в глазах общественности оказался окончательно дискредитированным. В этих условиях ведущие мировые державы в середине июня стали испытывать неудобство от присутствия в СБ его представителя Бизиманы, тем более что в сентябре он должен был возглавить Совет. Один британский дипломат назвал существующую ситуацию нетерпимой и заявил: «Мы не можем позволить, чтобы этот парень (Бизимана. – И. К.) повсюду радостно приветствовал людей»
[1510].
